Джентльмены уже не в моде - Владимир Колычев

– Ночью спать не будешь, – насмешливо глянул на нее Аркадий.

– Я и так не засну.

– Почему?

– Страшно… Ты, наверное, не знаешь, но мы будем спать вместе.

– Сообщи мне об этом телеграммой.

– Извини, букв не знаю. Ни разу не грамотная… Только ты не думай, спать на разных кроватях будем! – с апломбом, хотя и не очень уверенно заявила она.

– Не видел я здесь комнат с разными кроватями. В спальне кровать одна и широкая, в детской – одна, но узкая.

– Тогда ты будешь спать на полу.

– Я и так собираюсь спать на полу, – с серьезным видом, хотя и в шутку сказал он.

– Почему? – суетливо спросила она.

– Ну, мало ли. Вдруг по окнам стрелять начнут. На полу безопасней.

– Хорошо, тогда и я будут спать на полу.

– В логике тебе не откажешь… Невкусный у тебя кофе. Но горячий.

– Не нравится, готовь сам… Кстати, кто-то мне кашу обещал сварить.

– А кто-то на полу стелить собрался.

– Хорошо, я стелю, а ты варишь кашу.

Пока варилась гречка, Аркадий обошел двор. Бетонный забор тянулся вдоль фасада и всего метров на десять в глубь участка; дальше шла обычная сетка-рабица, закрепленная на вкопанных в землю столбах. За домом в саду находился вольер для собаки, но самого пса не было – возможно, перед отъездом хозяева отдали его кому-то на попечение, а может, и продали. Дом не охранялся, и во двор проникнуть было несложно. Сигнальных мин у Аркадия не было, но в принципе это не проблема. Можно накупить обычных шутих в магазине фейерверков, подработать зажигательный механизм, замкнув их на растяжки. И еще надо бы закрыть окна сеткой, хотя бы той же рабицей, чтобы в комнату со двора нельзя было забросить гранату. Но это будет потом, а сейчас приходилось рассчитывать на тяжелую железную дверь и узкие окна. И еще неплохо было бы закрыться в подвале. Там тоже крепкая дверь… Но подвал – это тупик. А из дома можно уйти через окно. Правда, пролезть в него могла только тонкая, изящная Арина. Аркадий же со своей комплекцией рисковал застрять…

Но хотя бы Арина уцелеет, и то хорошо.

Он сел на скамейку перед дверью, прислушался. Спокойная ночь, звенящая и квакающая. Небо уже очистилось от туч, луна выглянула, звезды проклюнулись. И теплый воздух валит с юга плотными клубами. Тихо вокруг, безмятежно, только на душе тревога. Аркадий вдруг явственно осознал, что не за себя переживает, а за Арину. Эта молодая стерва оскорбляла его, унижала, всерьез пыталась сжить его со свету. А он заботится о ней, таскает за собой… Красивая она, сексуальная, но ведь нет острого желания переспать с ней. Притуплено все. А кем притуплено? Или чем?..

Оказывается, он годился ей в отцы. Ему почти сорок, ей чуть за двадцать. Но ведь это совсем не повод, чтобы воспринимать ее как свою дочь. Да и смешно это… Но ведь у него есть дочь; когда-нибудь она станет взрослой и, возможно, тьфу-тьфу, превратится в такую же стерву, как и Арина. Все может быть. И страшно подумать, что кто-то попытается ее за это убить. Как это собирался сделать Перекатов, чтобы наказать Арину за измену…

Потому и переживал Аркадий за Арину, что скучал по своей семье. Страшно скучал. И Юля была ему дорога. И даже Рита… Изменила ему жена, и боль еще жива. И всегда будет жить. Но ведь боль эта уже улеглась. И он уже чувствует, что готов простить Риту. И речь не том, что он гнал от себя эти предательские мысли, а о том, почему они появляются. Ответ прост: он любил Риту. Очень любил. И сейчас любит. Может, уже и не очень… Нет, очень любит. И с каждым днем тоска по ней все усиливается… Но ведь не сможет он ее простить. Не сможет! И не простит…

Аркадий резко разрубил ладонью воздух, будто подвел итог своим мыслям. Нет у него жены! Есть только дочь… И еще Арина, о которой он должен заботиться.

Дверь он закрыл на все замки. И еще, на всякий случай, подпер ее изнутри доской.

Арина ждала его в спальне. Широкая супружеская кровать оставалась под покрывалом с ромашками, зато на полу был расстелен матрас, снятый, по-видимому, с детской кровати. Сама девушка сидела перед зеркалом, расчесывая волосы.

– Матрас узкий, мы вдвоем на нем не поместимся, – как о чем-то будничном сказал он.

– Зачем вдвоем? Это я для себя постелила. А ты сам как-нибудь…

– Сам я кашу съем, – усмехнулся он, повернувшись к ней спиной.

– Ну уж нет!

Каша оказалась немного недоваренной. К тому же не было сливочного масла, чтобы ее «испортить». Но Арина проголодалась так, что не замечала ее пресного вкуса. Правда, продолжалось это до тех пор, пока она не ощутила первые признаки насыщения.

– Фи! Какая дрянь! – отодвинув от себя пустую тарелку, скривила она губы.

– Еще?

– Я что, на свинью похожа, чтобы такое… э-э… есть?

– Нет, не на свинью. На маленького такого изящного минипига…

– Пошел ты знаешь куда!

– Знаю. Спать уже пора.

Он прошел в спальню, расправил кровать, разделся, лег под одеяло. Не успел согреться, как появилась Арина:

– Я не поняла! А почему ты на кровати?

– Видишь ли, в чем дело, я не боюсь пуль. Если ты не заметила, они от меня отскакивают. Там, на спине, две отметины – это две пули сегодня отскочили…

– Покажи!

– Нельзя.

– Почему?

– За€говор может пропасть.

– Какой заговор?

– Цыганка меня заговорила. От пуль. Всего за три рубля. Но старыми советскими деньгами.

– Врешь.

– Я на войне был, проверял.

– Докажи!

Аркадий сел на кровати, повернулся к Арине спиной, показал ей два шрама от пистолетных пуль. Это было ярким напоминанием об ошибке, которую он когда-то допустил. В девяносто шестом Одинцов со своим подразделением зачищал взятое штурмом чеченское село. В одном из домов обнаружил труп боевика. Вернее, решил, что это покойник. Надо было проверить, насколько он мертв, или хотя бы добить, но Аркадий беспечно повернулся к нему спиной, за что был наказан двумя выстрелами из пистолета. Хорошо, на нем был бронежилет – пули хоть и пробили его, но в тело проникли неглубоко, их легко выковырял обычный фельдшер. Но метки на память остались.

– Что, правда отлетели?

Она легонько примяла пальцем один шрам, затем другой.

– Тебе нужно хорошо выспаться. А то, я смотрю, голова у тебя на ночь плохо соображает, – засмеялся он, возвращаясь под одеяло.

– Так ты меня разыграл! – догадалась она. – Сказать, кто ты?

– Лучше свет выключи.

Он повернулся, взял с тумбочки пистолет, сунул его под подушку, закрыл глаза.

– Я тебя ненавижу!