Разорванные цепи  - Ирина Давыдова

Валентин Константинович, так звали адвоката, сунул мне в руки листок, на котором корявым, неуверенным почерком было написано, что я избила до крови бабушку какой-то девочки, только за то, что она посмела сделать мне замечание, что в состоянии опьянения на детской площадке появляться нельзя. И только благодаря их хорошему отношению к моему мужу, родители девочки не стали раздувать этот скандал.

Господи, кто эти люди и где Алексей их откопал? И сколько заплатил за этот поганый пасквиль? Но больше всего меня поразил следующий документ, ведь я очень хорошо знала человека, его написавшего. Моя соседка, которая нередко меня выручала с Егоркой. Синим по белому были написаны строки, которые ранили меня, как разрывные пули. Потому что, это были свидетельские показания, утверждавшие, что я, в присутствии соседки, неоднократно била сына, кричала и таскала его за волосы за малейшую провинность, так сильно, что она была вынуждена вырывать его из моих рук и уносить его в соседнюю комнату, чтобы малыш немного успокоился. И что, в последнее время он боялся оставаться со мной, рассказывая, что мама становится очень странной, когда приходит из своей комнаты и он однажды видел, как мама колола себе ручку и предлагала ему тоже уколоть. А он вырвался и спрятался в шкаф, мама его искала, кричала, а потом заснула прямо на полу.

Глава 7

Я не могла поверить в то, что бумажка была настоящей! Под каким давлением можно написать такую страшную ложь? Или за сколько продаться? Сколько стоит, в денежных знаках, чужая жизнь? Не могут люди, написавшие такое, не понимать, что они делают, для чего нужны такие показания?! Разве можно ради денег разрушить судьбу, сломать человека и ни разу об этом не пожалеть?

Муж, находящийся рядом и казавшийся надежной опорой, столпом нашей маленькой семьи… Я так пыталась, чтобы у нас все было, как у людей. И втайне мечтала, как у Егорки однажды появится братик или сестренка. Дети — это великое счастье, и я постаралась бы сделать их счастливыми. Пусть папа занят, в финансовых кругах сейчас модно, что отпрысков богатых семей с рождения сбрасывают на многочисленных филиппинских нянек, англоговорящих гувернанток и прочий наемный персонал, лишь бы малолетние детки не надоедали сверхзанятым родителям. А родители с радостью улыбались своим чадам, брали на руки, целовали и тормошили, но лишь в моменты, когда нужно сделать очередную роскошную фотосессию в толстый глянцевый журнал.

На весь свет выглядеть респектабельно и благополучно, — как же, престиж прежде всего. Хотите убедиться, что все хорошо, вот, смотрите фотки, все в порядке, и очередная финансовая империя уверенно плывет по морю жизни! А что там за фасадом блеска на самом деле, никого не касается.

А я бы воспитала сама, без чужих людей, которым ни за что не доверю самое дорогое в моей жизни. Сейчас Алексей в пылу своей грязной борьбы решил лишить меня сына, не понимая, на что замахнулся. Могла бы ему простить многое, но не разлуку с ребенком и эту мерзость, которую с завидным старанием подсовывал тип в несвежем костюме, настойчивым дятлом, пытавшимся долбить мозг, чтобы закрепить явно лживую информацию и не дать сосредоточиться ни на минуту. Что на самом деле от меня хотят, — этот суетливый человечек и странно молчавший следователь, легко передавший ему бразды правления?

Так, Полина, давай думай. От твоего умения анализировать сейчас зависит судьба сына, ради него необходимо сделать все возможное.

— Я вас выслушала. Я так и не увидела документа. Против меня уже возбудили уголовное дело?

Предположим, что вы просто не успели этого сделать, Андрей Васильевич, и сейчас идет предварительное расследование по собиранию, проверке и оценке доказательств моего преступления. И вы очень тщательно пытаетесь выяснить все обстоятельства дела, поэтому и не обращаете внимания на нарушения. Прошу тогда ответить, как, только что зачитанные документы относятся к факту воровства акций, в которых обвинил меня мой муж, почему мне так и не разрешили позвонить семейному адвокату и игнорируют все остальные просьбы и жалобы?

Я говорила об этом громким уверенным голосом, вот только голосом моя отвага и заканчивалась.

— И занесите, все сказанное, в обязательном порядке в протокол. Также, отдельным требованием заявляю отвод нынешнего адвоката, я не заключала договор на оказание адвокатских услуг с ним.

Если не ошибаюсь, — Валентина Константиновича, правильно? А бесплатному адвокату я не доверяю. Если мне не разрешат знакомого адвоката, то я буду защищать себя сама. Также прошу разъяснения по поводу показанной видеосъемки. Это улика, приобщенная к делу о краже? Кто ее исследовал, есть ли заключение подлинности или, как там у вас правильно называется? Я впервые оказываюсь в такой ситуации и не знаю точно всех нюансов, но сомнения в подлинности съемки имеются, так как хорошо помню, что происходило в кабинете мужа, провалами в памяти не страдаю.

Взглянув в глаза следователя, произнесла следующее, внимательно следя за его реакцией:

— Мне бы очень хотелось увидеть результаты медицинского освидетельствования, ведь оно служит утверждением, что я принимаю наркотики? Ах да! Меня вчера очень тщательно осмотрела ваша сотрудница. Если я колю наркотики, то на моем теле должны быть следы от многочисленных инъекций. Она их видела, это зафиксировано? Куда я там их вводила? В вены рук, ног, куда еще их колют? Один такой прокол точно должен быть, ведь как-то героин должен попасть в кровь? Я и сама пыталась посмотреть, ничего не заметила, да еще ваши комары добавили расчесов на коже.

Но укус комара отличается от укола в вену, можно отличить наметанному глазу ваших сотрудников. Тем более, они проводили личный осмотр вчера, а я сама только сегодня утром. А что укол был, я, полный дилетант в этом деле, не сомневаюсь, — больно поганое состояние вчера было.

Мой адвокат тут же встрепенулся, но покосившись в сторону следователя, так ничего и не сказал.

Я же продолжала свой монолог:

— Заявляю требование о занесении в протокол моего заявления о плохом самочувствии. Также прошу назначить комиссию, которая даст заключение на предмет моей наркологической зависимости и состояния организма после многолетнего его употребления по утверждению заявителя Алексея Варламова и вот этих бумажек, якобы свидетелей. Я же имею на это право?

— Зачем же вы так, Полина Антоновна? — наконец-то подал голос следователь, — Поймите, мы вам с Валентином Константиновичем не враги, просто пытаемся с вами побеседовать и объяснить, в какую неприятную историю вы попали. И подсказать, как с наименьшими потерями из нее выпутаться. Вы же понимаете, что сейчас у вас только один выход?

— И какой же?

— Во всем содействовать следствию по делу, признать свою вину и просить мужа о ходатайстве перед судом смягчить вам наказание. Вы воспитываете малолетнего сына, возможно суд учтет это обстоятельство, и до его четырнадцати лет согласится на отсрочку приговора.

— Как все ваши слова сочетаются с тем, что мне только что зачитывал адвокат? Что мой муж собирается по суду отобрать у меня сына, как у наркоманки? Суд тоже это все учтет?