Жизнь Магомета - Вашингтон Ирвинг

По прибытии Магомета в Медину некоторые из христиан, живших в городе, быстро перешли в его веру; они были, вероятно, из числа тех сектантов, которые признавали в Иисусе Христе человеческое естество и потому не находили ничего противоречивого в исламе, признававшем Иисуса Христа за величайшего из пророков. Остальные мединские христиане смотрели не очень враждебно на новую веру, ставя ее гораздо выше старого идолопоклонства. Действительно, расколы и жестокие несогласия между восточными христианами сильно унижали их веру, ослабляли их горячность и способствовали увлечению новыми учениями.

Богатые и влиятельные еврейские семьи, жившие в Медине и ее окрестностях, не обнаруживали подобного увлечения. Магомет заключил с некоторыми из них мирный договор, надеясь добиться того, что и они со временем признают его за обещанного Мессию или пророка. Имея это в виду, он, может быть, бессознательно, придерживался в своем учении догматов их религии и соблюдал некоторые из их постов и обрядов. Тем же, которые приняли ислам, он позволил продолжать соблюдение субботы и многих других Моисеевых законов и обрядов. На Востоке вошло в обыкновение, чтобы каждая религия имела свою киблу, то есть такое священное место, к которому молящиеся должны были обращаться лицом. Сабеи обращаются к Полярной звезде; гебры — огнепоклонники — к востоку, месту восхода солнца; иудеи — к своему святому граду Иерусалиму. До сих пор Магомет не давал никаких предписаний подобного рода, но теперь, из уважения к евреям, он назначил киблой Иерусалим. К нему и мусульмане должны были обращаться лицом во время молитвы.

В то время как число новообращенных жителей Медины увеличивалось с каждым днем, среди пришельцев из Мекки появились болезни и недовольство. Они не приспособились к климату; многие страдали от лихорадки, и эти болезнь и слабость порождали в них тоску по родине, из которой они были изгнаны. Чтобы дать им новое отечество и установить тесную связь между ними и их новыми друзьями и союзниками, Магомет учредил братство, в которое вошли пятьдесят четыре пришельца и столько же из числа жителей Медины. Лица, связанные таким образом, были уверены, что постоят друг за друга и в горе, и в радости; взаимные интересы этого братства связывали даже теснее, чем узы родства, потому что члены союза наследовали друг после друга предпочтительнее, чем родственники по крови.

Учреждение это, основанное с целью опыта, продолжалось до тех пор, пока прибывшие из Мекки прочно не основались в Медине, и распространялось оно только на жителей Мекки, бежавших от преследования. В восьмой главе Корана есть намек на это в следующем стихе: «Уверовавшие и бежавшие из своей страны, посвятившие свое имущество и себя борьбе за веру, давшие пророку убежище и оказавшие ему помощь будут почитаться ближайшими родственниками друг друга».

Таким искусным и вместе с тем простым путем положено было начало могущества, которое вскоре должно было достигнуть необычайной силы и поколебать самые сильные государства в мире.

Родственные отношения Магомета были сильно подорваны той враждой, которую вызвала его религиозная ревность. Его дочь, Рукайя, и муж ее, Осман ибн аль-Аффан, все еще жили изгнанниками в Абиссинии; дочь его, Зайнаб, с мужем, Абул-Аассом, упорным противником новой веры, оставались в Мекке. Семья, находившаяся при Магомете в Медине, состояла из жены Савды, с которой он недавно только вступил в брак, и дочерей Фатимы и Умм Кульсум от первой жены его, Хадиджи. Магомет быстро увлекался и легко поддавался женскому влиянию, но к Савде он никогда не имел сильной привязанности; обращаясь с ней любовно, он все-таки чувствовал, что ему недостает женщины, которая заняла бы место покойной жены его, Хадиджи.

«О Омар, — сказал он однажды, — самое драгоценное для человека — это добродетельная жена, действующая по воле Бога, послушная и приятная своему мужу; он смотрит с восторгом на ее телесную и душевную красоту; когда он велит ей что-нибудь сделать, она повинуется, а в его отсутствие охраняет его права в чистоте и чести».

И он обратил свои взоры на невесту свою, Аишу, прекрасную дочь Абу Бакра. Два года прошло со времени их обручения, и ей исполнилось девять лет. Нам может показаться, что она была еще ребенок, но дело в том, что женщины удивительно рано складываются под влиянием животворного климата Востока. Свадьба их состоялась несколько месяцев спустя после ее прибытия в Медину и праздновалась очень просто: за ужином подавалось только молоко, а приданое невесты заключалось в двадцати окках серебра.

Вскоре после этого совершилась помолвка его младшей дочери Фатимы с верным учеником его Али, а немного спустя они вступили в брак. Фатиме шел шестнадцатый год, и она отличалась замечательной красотой. Арабские писатели превозносили ее как одну из четырех совершенных женщин, которыми Аллах удостоил осчастливить землю. Али было около двадцати двух лет.

Небо и земля, говорят мусульманские писатели, соединились, чтобы воздать честь счастливым супругам. Медина празднично ликовала, блистала огнями, и воздух был наполнен благоуханием. Когда Магомет в первую ночь провожал свою дочь к новобрачному, небесные силы сопутствовали им: по правую руку Фатимы был архангел Гавриил, по левую — Михаил, а сзади их сопровождали семьдесят тысяч ангелов, целую ночь охранявших жилище молодых.

С такой тщеславной напыщенностью описывали мусульманские писатели каждое событие в истории пророка и этим уничтожали простоту, составлявшую действительное величие его деятельности. Более правдивый рассказ передает, что свадебный пир состоял из фиников и оливок, что брачной постелью была овчина, а приданое невесты заключалось в двух юбках, одном головном уборе, двух серебряных запястьях, в кожаной подушке, набитой пальмовыми листьями, в кубке или чаше для питья, в ручной мельнице, двух кувшинах для воды и одном горшке для масла. Все это вполне соответствовало как простоте арабского домашнего очага, так и имущественным условиям новобрачных. Али, чтобы достать плату, требуемую от жениха, принужден был продать много верблюдов и несколько кольчуг.

Сам Магомет жил не богаче своих учеников. Аиша, рассказывая об этом впоследствии, замечала: «По целому месяцу мы не разводили огня и ничего не готовили, а питались только финиками и водой; изредка кто-нибудь присылал нам мяса. Домашние Магомета иногда по два дня подряд не получали пшеничного хлеба».

Вообще он питался только финиками и ячменным хлебом с молоком и медом. Сам подметал свою комнату, разводил огонь, занимался починкой своего платья, словом, был самому себе слугою. Двум женам своим он построил каждой по отдельному дому недалеко от мечети. Жил он с ними поочередно, но Аиша всегда оставалась его любимицей.

Мусульманские писатели превозносят Магомета за чистоту его прежней жизни; в самом деле, замечательно, что при существующем в Аравии многоженстве, которое и сам он разрешил себе впоследствии, он, несмотря на свое врожденное влечение к женщинам, оставался чистым в своей любви к Хадидже до самой смерти ее: она никогда не имела соперницы ни в доме, ни в сердце его. Даже свежие, распускающиеся прелести Аиши, которые вскоре так властно покорили его, не были в состоянии изгладить из сердца его глубокого и сложного чувства нежности и благодарности к своей прежней благодетельнице. Аиша однажды обиделась, когда он предавался своим страстным воспоминаниям.