Шпион против майора Пронина - Арсений Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попрошу не волноваться. Моя фамилия Пронин. Майор Пронин. Мы из НКВД.
— НКВД? Как? В чем дело?
Пронин подхватил у нее булькающие и звенящие авоськи и усадил женщину на стул.
— Нас интересует ваш квартирант. Только он. Честное слово, лично к вам, Елена Емельяновна, у нас нет никаких претензий. Живите, работайте, сдавайте излишки жилплощади. Вы в своем праве.
Макарова сразу приободрилась: слова Пронина вызывали доверие.
— Я в школе работаю. Все бумаги у меня в полном порядке. А товарища я давно знаю. Он показывал мне документы, он служит на корабле «Всенародный староста». Я в школе работаю. Знаю, как вести бумаги. У нас ведь каждая запятая в журнале — это судьба школьника, судьба молодого человека.
— Ваши служебные бумаги, Елена Емельяновна, нас не касаются. Меня куда больше интересует флотская приборочка в бумагах вашего жильца. Он ведь нагрянул к вам перед Новым годом?
— Почему нагрянул? О своем приезде он предупредил телеграммой. У нас так заведено.
— Откуда телеграмма?
— Из Мурманска. С Северного флота. Я могу показать, телеграмма у меня сохранилась.
— Похвально, Елена Емельяновна, что вы храните бумаги. Это говорит о вашей бдительности.
— У меня так заведено: любую телеграмму, любой товарный чек я храню ровно три месяца, а потом уничтожаю, чтобы не захламлять архив.
— Наши архивисты с вами бы не согласились. Они трясутся над любой бумажкой даже из XVIII века. Но, как частное лицо, вы действуете вполне разумно. К вашему жильцу приходили друзья? Может быть, не в этот приезд, а в прежние годы?
— Мы с ним с самого начала условились: никаких гостей. Я живу тихо. Ко мне даже ученики никогда не заходят. Я считаю, лишние визиты вносят в нашу жизнь ненужную сумятицу. Понимаете?
— Еще как понимаю. Сам от сумятицы изнываю. И ни разу он не нарушил договоренности?
— Ни разу. Мы с ним потому и… Ох, я слишком сбивчиво говорю, да? Словом, мы… сотрудничаем уже четыре года, потому что он не дал повода усомниться в своей честности. Я не терплю необязательных людей.
— И снова наши взгляды сходятся! — Пронин радостно всплеснул руками. — Вот мои товарищи: Железнов, Кирий. Поглядите. Кирий — тот, что ростом повыше. За что я их люблю и уважаю? За обязательность. Больше им, пожалуй, и похвалиться-то нечем. О том, часто ли ваш квартирант приходил домой пьяным, я думаю, и спрашивать не стоит. С вашей системой принципов пьяница бы в жильцах не задержался. Правильно?
— Совершенно верно.
— А во сколько вы сегодня ждете товарища моряка-квартиранта? Юрия Васильича вашего?
— Я вообще его не жду. У меня свои дела, у него — свои. Знаю, что он за город к друзьям поехал. А уж когда вернется — его дело. Может быть, и заночует у друзей. Не вижу в этом ничего предосудительного.
— Вы читаете мои мысли, Елена Емельяновна. Мне даже страшно представить, как бы я вас боялся, если бы вы были моей учительницей… Я тоже считаю, что в ночевках у друзей нет ничего предосудительного! А вы не могли бы припомнить, где был. ваш квартирант в новогоднюю ночь?
— Я не люблю праздников. Шумные они какие-то.
— Понимаю. Праздники вносят в нашу жизнь ненужную сумятицу. Так?
— Именно. Я в новогоднюю ночь ложусь спать в 23.30 — как обычно. Он подарил мне бутылку «Абрау-Дюрсо» и коробку шоколадных конфет. В девять вечера мы с ним пили чай. А потом я читала в кровати, а он ушел к знакомым праздновать эту сумасшедшую ночь. Вернулся часам к шести. По крайней мере, в семь часов мы с ним пили утренний кофе. Никаких похмельных мук я не заметила. — Макарова брезгливо сжала губы.
— Значит, ночью наш друг отсутствовал? Понятно. И в этом, конечно, тоже нет ничего предосудительного. Если он действительно служит на Северном флоте, а не западнее…
Макарова выпучила глаза, но ничего не сказала. Не хватало ей только шпиона в собственном доме! Но не может быть, чтобы наш милый доктор оказался врагом… Он ведь и по медицинской части так бескорыстно и славно ей помогал…
— Вы слышите? — вскричал Кирий. — Шаги!
— Кто-то приближается к нашей двери, — сказал Пронин. — Это, несомненно, мужчина. Шаги веские, серьезные. Кирий, по местам!
Виктор встал у дверей в комнату, а Кирий — у входной двери, чтобы оказаться за спиной квартиранта, как только он войдет в квартиру.
— Ну, а мы с вами, Елена Емельяновна, подождем нашего приятеля здесь, в тепле и уюте.
Поворот ключа — и рослый русый мужчина вошел в квартиру. Когда Кирий сделал полшага, преграждая ему путь к отступлению, мужчина, недолго думая, ударил Кирия локтем в грудь, а потом попытался по-боксерски разбить двухметровому чекисту нос, но Кирий намертво скрутил его.
— А реакция-то у него что надо! — крикнул Железнов. И впрямь, будь на месте Кирия Виктор или Пронин, задержание прошло бы негладко. Бил «матрос» хлестко и точно.
Пронин неторопливо вышел навстречу квартиранту — как будто встал из-за праздничного стола с деликатесами.
— А мы уж и не надеялись вас дождаться. Говорят, вы за город уехали. А зимой дороги у нас тряские, тяжелые. Но вы молодец, что приехали ночевать домой. Ведь эта квартира для вас — хоть временный, а дом.
Моряк злобно посмотрел на Пронина. Тут-то Пронин к нему и пригляделся. Что за черт — это не Роджерс. Похож. И ростом, и статью, и цветом волос. Но… Роджерс уже лет десять назад выглядел постарше. И глаза, и линия губ… Нет, это не Роджерс. Если только господа англичане прибегли к помощи пластической хирургии? Разведчики ведь заинтересованы в развитии этой области медицины не меньше, чем Любовь Орлова и Мэри Пикфорд. Пронин вглядывался в знакомые или все-таки незнакомые черты. Нож хирурга подчас возвращает лицу молодость, но омертвляет его. У той же Орловой (Пронин не раз в этом убеждался!) напрочь пропала естественность мимики. А этот парень гримасничает вполне натурально.
— Моя фамилия Пронин. Майор Пронин.
— А мне какое дело до вашей службы? У меня своя служба. Да уймите наконец своих костоломов, он мне руку сломает!
— Отпусти его. Вечер мы проведем в приятном обществе морского волка и одного из лучших докторов Северного флота. — Пронин весело подмигнул Кирию.
— Нечего сказать, приятное общество! Я арестован?
— Не знаю, Юрий Васильич. Это выяснится через пятнадцать минут. Я слышал, вы неплохо говорите по-английски?
— А вам не с кем попрактиковаться? Или хотите взять у меня частный урок? Я знаю, в вашей конторе не любят сложных расчетов. Если говорит по-английски — значит, шпиен! И можно его повязать. Не по уликам — так заради профилактики. Правильно? Чтобы меня, Юрия Шубникова, в шпионы записать! Меня — североморца, сталинского моряка… Значит, если не глуп, как пробка, — то враг советской власти. Такое ваше мнение, товарищ Пронин? А ведь я не за это в девятнадцатом воевал, когда беляк мне кортиком спину пропорол.