Наш хлеб - разведка - Альберт Байкалов

– Я думал, что брат тоже вооружен, – пояснил Утюг, – но оказалось, он в дорогу не стал брать оружия.

Два часа подряд, надрывно ревя мотором, машина карабкалась в горы. Дорога здесь разительно отличалась от той, по которой они ехали с границы. То и дело навстречу попадались большегрузные «Форды», «Маны», «КамАЗы».

Пока солнце пряталось за вершинами гор, было терпимо, но, когда оно наконец вынырнуло из-за них, стало жарко. Дорога как раз спустилась в низину и пошла через долину, где когда-то растили хлопок. Между тем Нурали без умолку болтал. Это еще больше утвердило Утюга в мысли, что он что-то задумал. Его наигранная веселость, трясущиеся руки говорили сами за себя – таксист очень волновался и неумело пытался это скрыть.

– Давай остановимся? – неожиданно предложил Нурали и, не дожидаясь ответа, свернул в сторону нескольких полуразрушенных зданий. – Покушать надо. Жена мясо, шурпо в банке положила, испортиться может.

– Зачем с дороги свернул? – Ансалту перегнулся через спинку сиденья, пытаясь заглянуть в лицо водителя.

– Здесь до войны кишлак был, – зачем-то начал объяснять Нурали, увеличивая скорость. – Сейчас никто не живет, а сад остался. Я там все время кушаю. И с дорога не видно.

Едва проскочили дома и вкатились в сад, Нурали выскочил из машины и бросился прочь. Одновременно, словно из-под земли, появились двое вчерашних племянников и еще трое незнакомых молодых мужчин. В руках у одного из них был автомат. Остальные играли кто ножом, кто куском металлической арматуры.

Однако Утюг лишь усмехнулся при виде этого войска, неторопливо окружавшего такси. Пистолет он взвел, как только они съехали с шоссе.

Первого он свалил прямо из машины, благо окна были открыты. Это был самый опасный из всей четверки долговязый бандит с автоматом. Вторым выстрелом, едва успев поставить ногу на землю, ранил в грудь бросившегося за оружием к убитому наповал подельнику одного из племянников Нурали и, уже полностью выйдя из машины, расстрелял остальных, попытавшихся в последний момент броситься врассыпную. На все ушло с десяток секунд. Причем никто не кричал, не бился в конвульсиях. Все ранения были смертельными – в голову.

– Где этот шакал вонючий? – трясясь от возбуждения, сквозь зубы проговорил Ансалту.

– Далеко не уйдет, – шаря глазами по зарослям кустарника, разросшимся между яблонями, почти шепотом проговорил Утюг и медленно двинулся в том направлении, куда убежал таксист.

Нурали он нашел сидящим на земле в паре десятков метров от машины. Обхватив голову руками и отрешенно глядя прямо перед собой, тот раскачивался из стороны в сторону, беззвучно шевеля губами.

Не раздумывая Утюг опрокинул его на спину ударом ноги в грудь.

– Ну что, овца паршивая, покушать захотел? Иди, кушай, – он показал стволом пистолета в направлении машины. – Там теперь много мяса.

– Вы моих племянников убили, – морщась от боли в груди, простонал таксист, и по его лицу покатились слезы.

– Нет, – протянул Утюг и заехал носком ботинка уже по ребрам таксиста. – Это ты их убил. Зачем отправил сюда засаду делать? Зачем свернул? Почему рассказал, что мы хорошо платим, значит, деньги есть? Ты думал, если чеченец, значит, глупый, да?

– Вы чеченцы? – отрешенно спросил тот.

– Нет, якуты, – Утюг скрипнул зубами. – Вставай, ехать надо.

– Куда я теперь поеду? – Таксист поднял на него полный отчаяния и безысходности взгляд. – Неужели родственников брошу на съедение птицам?

– Раньше надо было думать! – С этими словами Утюг схватил таксиста за шиворот и, поставив на ноги, толкнул в направлении машины.

Увидев лежащих в пыли парней, тот потерял над собой контроль. Рухнув на колени, вновь обхватил голову руками и завыл:

– Что я скажу брату!

– Ну, козел! – Мощный удар ногой в челюсть свалил Нурали на землю.

Но тот не прекращал скулить и причитать, подгребая под себя землю:

– Лучше убейте меня, но я не поеду!

Утюг присел перед ним на корточки и похлопал по грязной щеке ладонью:

– Ты знаешь, что просчитался несколько раз?

– Как? – простонал тот.

– Уезжая, мы оставили своих друзей в Душанбе. Если не позвоним сегодня вечером из Ташкента, они оттрахают твоих дочерей, а сыновей убьют. Для этого даже припасли канистру бензина, чтобы после всего сжечь твое логово.

Нижняя губа таксиста затряслась. Он посмотрел сначала на Утюга, потом, словно ища подтверждения, перевел взгляд на безмолвно наблюдающего за сценой Ансалту и, неожиданно вскочив, бросился на чеченцев:

– Я твою маму…

Закончить фразу ему не дал хорошо поставленный удар в основание челюсти. Утюг бил так, чтобы не сломать ничего таксисту, ведь еще пересекать границу, где на таможне узбеки могут обратить внимание на внешность водителя. Однако удары были ощутимыми.

Спустя десять минут они вновь мчались по трассе в сторону границы.

* * *

День близился к вечеру. Врачи уже разошлись по домам. Больные маялись в холле у телевизора в ожидании ужина и раздачи лекарств. Дежурная медсестра с кем-то говорила по телефону. Воспользовавшись тем, что в основном коридоре никого нет, Вахрушев потренировался в открывании дверей палаты, где лежал Лютый. Днем он уволок из процедурной несколько игл и, нагревая их при помощи обыкновенной зажигалки в туалете, сделал разного размера отмычки. Замок был простой и сильно изношенный, поэтому особо мучиться не пришлось. Оставалось найти одежду для Лютого. Кроме того, что его привезли в окровавленных лохмотьях, так еще сестра-хозяйка заперла все это в кладовой отделения. У самого Кости были спортивные штаны, футболка и кроссовки. Ломая голову над тем, как поступить с Лютым, он подошел к окну, расположенному в конце коридора, и посмотрел вниз. В соседнем с больницей дворе частного дома на бельевых веревках висела одежда. С первого взгляда было ясно, это как раз то, что нужно. Вахрушев не сомневался, что даже размеры серых шорт и бежевой майки подойдут Лютому.

«Кража, или хищение личного имущества», – безрадостно подумал он.

На улице было уже совсем темно, когда слегка пошатывающийся Лютый и Вахрушев пробрались через дыру в заборе и, обойдя больницу, оказались в городе.

– Ты как? – настороженно глядя в бледное лицо едва отошедшего после операции Алексея, спросил Вахрушев.

– Терпимо, – поморщился тот, ощупывая живот.

В одежде, которую «одолжил» милиционер, Лютый уже разительно отличался от того убогого, что всего неделю назад бродил по пляжу, собирая мусор.

Оказавшись на набережной, пробрались с другой стороны павильона, который принадлежал Осипову, и, окликнув официантку, попросили позвать директора.

– Как вас представить? – растерянно спросила она, вглядываясь в лица странных посетителей.