Темный принц - Кристин Фихан

Он погладил ее волосы. Его пальцы перебирали шелковистые пряди, рассыпавшиеся по спине. От его прикосновения все внутри ее таяло, слабели колени. Рейвен прикрыла глаза, положив голову на свои колени. В любом случае она ему не чета.

Михаил положил руку ей на затылок, прикосновение его пальцев успокаивало.

— Мы уже посвящаем себя друг другу. Разве ты этого не чувствуешь, Рейвен? — Он прошептал это хриплым голосом, в нем была теплота и чувственность одновременно.

Он знал, что борется с ее инстинктами, с врожденным чувством самосохранения, поэтому осторожно подбирал слова.

— Ты знаешь, кто я, что находится внутри меня. Даже если бы нас разделяло расстояние, ты все равно нуждалась бы в ощущении моих рук на своем теле, моих губ на твоих губах, меня в тебе — моей второй половинке.

Одних этих слов хватило, чтобы согреть ее кровь, потушить боль внутри. Рейвен закрыла лицо, стыдясь того, что так желала человека, которого почти не знала.

— Я собираюсь домой, Михаил. Я так увлеклась тобой, что делаю такое, чего, как я думала, никогда не смогу сделать.

И это не только физически. Она хотела, чтобы этого не было. Она совсем не хотела ощущать его одиночество, благородство, страстное желание и стремление уберечь других от опасности. Но она чувствовала все это. Она могла чувствовать его сердце, его душу, его разум. Она разговаривала с ним молча, разделяя его сознание. Она знала, что он был в ней.

Он обнял ее за плечи и прижал к себе. Успокаивая или удерживая? Рейвен глотала слезы. В ее голову вливались разные звуки, шелест, скрип, и, чтобы не слышать их, она закрыла уши руками.

— Что со мной произошло, Михаил? Что мы сделали, что это так меня изменило?

— Ты моя жизнь, моя пара, моя пропавшая половинка.

Он снова гладил ее волосы с бесконечной нежностью.

— У моего народа принято вступать в брак один раз и на всю жизнь. Я — истинный карпатец, я принадлежу земле. У нас есть особые способности.

Она повернула голову и посмотрела на него своими пронзительно-синими глазами.

— Телепатические способности. Ты очень силен, намного сильнее меня. И ты многое умеешь. Это меня поражает — то, что ты можешь делать.

— Плата за эти способности очень велика, малышка. Мы прокляты: нам нужна единственная спутница, общность душ. Как только это происходит — а ритуал может быть жестоким по отношению к ни в чем не повинной женщине, — мы не можем жить отдельно от наших Спутников жизни. У нас мало детей, многих мы теряем в первый год жизни, да и рождаются в основном мальчики. Мы одновременно благословлены и прокляты долголетием. Для тех из нас, кто счастлив, долгая жизнь — благословение; для тех, кто одинок и устал, — это мука. Длящаяся целую вечность темнота, бесполезное и пустое существование.

Взяв Рейвен за подбородок, чтобы она не могла отвернуться, Михаил смотрел ей прямо в глаза. Он глубоко вздохнул и отпустил ее.

— Мы занимались не сексом, малышка, и не любовью. Это было близко к карпатскому свадебному ритуалу, насколько это было возможно при твоем участии, ведь ты — наша кровь. Если ты покинешь меня...

Он умолк и потряс головой. Ему надо было привязать ее к себе безоговорочно. Слова были в его сознании, в его сердце. Чудовище яростно требовало сказать их. Она бы никогда не исчезла, тем не менее он не мог сделать это с ней, сказать слова смертной. Он не представлял, что тогда с ней случится.

Ссадина на ее левой груди болела, пульсировала и горела. Опустив взгляд, Рейвен увидела метку и дотронулась до нее кончиками пальцев. Она помнила ощущение от его зубов, пригвоздивших ее к полу, его силу, предупреждающее рычание, вырвавшееся из его горла, подобное тому, что издает животное. Он взял ее так, словно она принадлежала ему, дико, даже жестоко, но тем не менее что-то внутри ее ответило на свирепый голод, который он испытывал. На этот же раз он был нежным и заботливым, на первом месте для него было ее наслаждение, такой маленькой и хрупкой. Невозможно было сопротивляться его нежности и дикости, и Рейвен не знала другого мужчины, который сумел бы дотрагиваться до нее так, как он. Для нее существовал только Михаил.

— Михаил, ты хочешь сказать мне, что принадлежишь другой расе?

Она старалась свести все воедино.

— Мы предпочитаем думать, что мы просто другие. Мы хорошо это скрываем, так надо... но мы можем слышать вещи, недоступные людям. Мы разговариваем с животными, разделяем наши сознания, как и тела и сердца. Пойми, если эти сведения попадут в чужие руки, мы все умрем. Моя жизнь в твоих руках. И не только она одна.

Она уловила эхо его мыслей, прежде чем он смог избавиться от них.

— Ты бы остановился, если бы я запаниковала?

Он пристыженно закрыл глаза.

— Я хотел бы солгать, но не буду. Я смог бы успокоить тебя, удостоверился бы, что ты меня приняла.

— Ты приказывал мне?

— Нет!

Он не зашел бы так далеко. Он не сомневался в этом. Он верил, что смог бы убедить ее принять его.

— Эти способности... — Она потерлась подбородком о колени. — Физически ты намного сильнее любого человека, которого я когда-либо встречала. А этот прыжок в библиотеке — ты напомнил мне большого дикого кота — это тоже часть твоего наследства?

— Да.

Его рука вновь запуталась в ее волосах, и, сжав их в горсти, он зарылся в них лицом, вдыхая ее запах.

Его аромат сохранился на ней, остался в ней. Тень удовлетворения мелькнула в его глазах.

— Ты укусил меня.

Она сначала прикоснулась к своей шее, затем к груди. Огненно-сладкая боль заполнила ее при воспоминании о том, каким диким он был в ее руках, как неистовствовало его тело от желания, каким бурным было его сознание, как его губы жадно скользили по ее телу.

Что же с ней не так, если ей хочется большего?

Она слышала о женщинах, настолько увлеченных сексом, что они становились рабой мужчины. Может, именно это с ней и произошло?

Она взмахнула рукой, словно отталкивая его.

— Михаил, все происходит слишком быстро. Я не могу влюбиться в тебя за два дня, принять решение на всю жизнь за несколько минут. Я не знаю тебя, я тебя даже немного побаиваюсь, такого, какой ты есть, той силы, которой ты владеешь.

— Ты сказала, что доверяешь мне.

— Конечно. Именно это и сводит меня с ума. Разве ты не видишь? Мы такие разные. Ты делаешь поразительные вещи, и, тем не менее, я хочу быть рядом с тобой, слышать твой смех, спорить с тобой. Я хочу видеть твою улыбку, то, как загораются твои глаза, голод и жажду, что в них светятся, когда ты смотришь на меня. Я хочу изгнать холод из твоих глаз, чтобы ты больше не смотрел так отстраненно, так пристально, когда твои губы каменеют и ты кажешься жестоким и беспощадным. Да, я доверяю тебе, но не знаю почему.