Последнее целование. Человек как традиция - Владимир Кутырев

Как само устойчивое развитие не должно пасть жертвой непрерывного новационизма, так и его идеология не должна быть заложником суетной моды, мельтешения теоретической терминологии. Если смысл устойчивого развития превратился в противоположный, никакими объяснениями, призывами «к подлинности» его не восстановить. Однако стоит попытаться выразить, удержав эту подлинность в других, близких понятиях и терминах. Желательно более точно отвечая изменившимся обстоятельствам, с учетом прежнего опыта использования имени. Модифицировать форму, чтобы адекватнее уловить содержание. Представляется, что другим названием современного развития, поскольку мы хотим надеяться, что оно останется человеческим, может быть – управляемое развитие.

Развитие объекта с сохранением устойчивости требует управления им. Устойчивое развитие (Sustanable development) в действительности может быть реализовано только как управляемое развитие (Managed/control development). Развитие управляемо, если оно с рефлексией, если у него есть цель и субъект. Это значит, что любая инновационная деятельность должна отслеживаться по последствиям и параметрам влияния на человека, быть обдумываемой и оцениваемой. У сторонников внедрения того или иного изобретения должны быть обязательно критики, оппоненты, ибо ни один продукт современной технонауки не является однозначно положительным. Они все, даже если не брать открыто авантюрные и непосредственно патологические – амбивалентны. «По определению», поскольку инновационная деятельность вышла за пределы феноменологической реальности и стала постчеловеческой. Приводить ее к мере человека, задача более актуальная, ответственная и сложная, чем внедрять нарастающее как цунами количество сомнительных, неясных и непредвидимых по последствиям новаций. Как бы они нас не смыли, не унесли с этой Земли. Взаимодействие Человеческого и Иного – вот основной вопрос философии (управления) ради Нашего выживания.

Не имея возможности останавливаться на славном прошлом, когда мы были дикарями и варварами, по принятому мнению существами доисторическими, надо отметить, что доисторическая ступень не значит довременная или, как нередко полагают профессиональные историки, дописьменная. История возникает раньше письменности, по крайней мере, не сводится к ней. Явно или неявно историческим считается время появления культуры. Именно с ней связывают «начало конца» условно говоря, естественного, а говоря более строго, традиционного в первичном смысле слова, или «древнего человека». История суть культура, вместе с которой и появляется современный, исторический человек. Зарождается Личность.

Разложение первобытного, длившегося сотни тысяч лет общества, происходило с распространением земледелия и орудийного производства, образованием частной собственности, социальным расслоением и становлением государства. В сфере духа этому соответствует так называемое осевое время, датируемое 8–2 вв. до н. э. Если опираться на веберовскую классификацию «сапиентности» человека, то это был переход от аффективных и традиционных способов регулирования социальных отношений, характерных для дикости и варварства, к ценностно-рациональному. Аффективно-традиционное регулирование в определенном отношении тоже рационально, но это опосредованная, скрытая рациональность. Субъект действия здесь не индивид, который лишь «исполнитель» социального поступка, а его род, племя, община. Коллективные решения предполагают такую же ответственность. Главные регуляторы поведения: тотем, табу, ритуалы и обычаи, представления о судьбе, воля предков не допускают свободы человека. Им просто следуют. Освобождение от природных инстинктов требовало диктата социальности. В этом, буквальном и узком смысле слова аффективно-традиционные регуляторы не относятся к истории и культуре, а члена первобытного племени нельзя считать личностью. Они доценностные, т. е. еще не стали тем, что нравится или не нравится, считается добром или злом, можно принять или отвергнуть. Ценности связаны со свободой, хотя бы она была иллюзорной.

Культуру определяют всячески. Но в основе лежит представление, что это пре-образованная, обработанная и обуздываемая природа в соответствии с господствующей совокупностью идеальных или предметных ценностей. У понятия личности трактовок не меньше. Но практически все они признают, что это живой, биогенный человек с вмененной ему свободой и ответственностью. Культурный человек, человек-личность сам определяет содержание своего поведения. Он обретает возможность выбора, хотя соотносит его с заповедями религии, нормами морали, а потом и письменными законами. Личность обладает противоречивым внутренним миром, тем, что принято называть душой, а в ее стремлении к высшему, «сверхопытному» – духом. Или, если человек плохо справляется с внутренним напряжением он, с позиции медицины, становится больным. Невротиком. По З. Фрейду именно культура является общей причиной неврозов, комплексов и психических страданий людей. Личность переживает душевные коллизии, выдерживая или не выдерживая борьбу различных мотивов. Она отвечает за свои поступки как их автор. Живя страстями, человек должен быть выше их. Ориентируясь на требования общества и с этой точки зрения поступая разумно, рационально, личность в тоже время любит и ненавидит, верит и надеется, рассматривает все как хорошее или плохое, прекрасное или безобразное, тратит время на созерцание и общение. Польза лишь часть того, что имеет значение. Личность – это человек духовный, он сам контролирует свои аффекты, но его рациональность обусловлена телесными потребностями, окрашена чувством и служит продолжению его жизни как целостного биосоциального существа.

До сих пор этот тип человека обычно отождествляется с подлинным, аутентичным, «настоящим». Он автор величайших достижений в познании и покорении природы, накопил огромные сокровища духа, творец мировых религий, философии, художественной литературы, музыки, живописи и других видов искусства. Его жизнь – пример жертвенности и эгоизма, высокой доблести и низкого коварства. «Я раб, я Царь / Я червь, я Бог» (Г. Державин). Культура, личность, духовность – разные ипостаси человека как ценностно-рационального субъекта социального действия. Мало кто ставил бы под сомнение это достигнутое за тысячелетия дикости и варварства поистине историческое завоевание. Наоборот, смысл жизни, цель развития индивида видятся в том, чтобы овладевать культурой, стать личностью, достичь вершин духовности.

Видятся! Если только смотреть назад и верить тому, что люди говорят открыто или по инерции. Если же анализировать новые процессы и нарастающие тенденции, то придется обратиться к последнему, выделяемому М. Вебером типу социального действия – целерациональному. Его возникновение он связывал с промышленной революцией и распространением буржуазных рыночных отношений, но использовал скорее методологически и лишь в конце своей знаменитой работы на эту тему /предпоследний абзац/ решился на мировоззренческую оценку. «В настоящее время стремление к наживе, лишенное своего религиозно-эстетического содержания, принимает там, где оно достигает своей наивысшей свободы, а именно в США, характер безудержной страсти, подчас близкой к спортивной. Никому не ведомо, кто в будущем поселится в этой прежней обители аскезы; возникнут ли к концу этой грандиозной эволюции совершенно новые пророческие идеи, возродятся ли с небывалой мощью прежние представления и идеалы, или, если не произойдет ни того, ни другого, не наступит ли век механического окостенения, преисполненный судорожных попыток людей поверить в свою значимость. Тогда-то применительно к «последним людям» этой культурной эволюции обретут истину следующие слова: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы – и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее не доступной ступени человеческого развития»[31]. М. Вебер обсуждал эти идеи как предположения, но вот сейчас, к началу XXI века можно определенно сказать, что победило «или»: целерациональное действие из аспекта поведения личности превратилось в ее основу и привело к возникновению другого (типа) человека – Актора.