Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Моя армия. В поисках утраченной судьбы - Яков Гордин

Моя армия. В поисках утраченной судьбы - Яков Гордин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 48
Перейти на страницу:

Следующее письмо я написал только через две недели.

10.VI.1955. «Привет, родные. Вчера получил от вас письмо. Принесли письма во время работы. Я бросил кирку, прочел ваше письмо, и работать стало куда веселее. Хорошо, что дома все в порядке. Продолжайте в том же духе. Волновались вы, друзья, напрасно. Как раз если бы со мной что- нибудь случилось, вам бы сразу сообщили. Но я ведь столько раз вам говорил и писал, что со мной никогда ничего плохого не случится. Для меня все в жизни идет по панглосовскому принципу. А что касается перебоев в переписке, то я ведь солдат, друзья. Например, я слышал, что скоро будут отправлять людей на север, в тайгу заготовлять лес. Может, и меня туда отправят, а там, возможно, кроме медведей, никто и не живет. Вот и пиши оттуда! (Так, кстати говоря, и произошло. Но не скоро, а через полгода.—Я. Г.) Я сегодня опять в карауле. Неудачно попал, с воскресенья на понедельник. Воскресный вечер пропал. Вообще воскресенья не видели. С утра пришли четыре вагона щитов для стандартных домиков. (Имеются в виду офицерские домики, которые собирались строить на разъезде.—Я. Г.) Довольно громоздкие штуки, в среднем на 6 кв. м. Сырые к тому же, а следовательно, весьма почтенного веса. До обеда разгрузили, а в б часов мне уже в караул идти. И в кино не сходил. (К нам в лагерь приезжал киномеханик, и фильмы смотрели под открытым небом.—Я. Г.) В субботу ходил, смотрел „Испытание верности". Новая картина, мещанства хоть отбавляй. Моралите: „Не возлюби жены ближнего своего". Очень примитивно. В главной роли Ладынина. Знаете такую? Страшна как смертный грех, ничего удивительного, что муж бросил, я его вполне понимаю».

16.ѴІ.1955. «Здравствуйте, дорогие. Простите, что пишу с перебоями.

В оправдание свое приведу распорядок дня: в б часов подъем, в 7 завтрак,

около восьми строимся на развод, в 8—на работу. С 2 до 3 обед. В б конец работы (официально), но освобождаемся окончательно в 7. Ужин. Вечерняя поверка. Отбой. На письмо, конечно, выгадать можно, сам теперь вижу. Буду писать чаще. Даю торжественную клятву».

Я почему-то пропустил физзарядку. А она была. Правда, не совгаванский бег, а традиционные упражнения. Но за этим ритуалом лично наблюдал командир полка подполковник Коротченко. Впрочем, вскоре он стал полковником.

Клятву я не сдержал, следующее письмо написал лишь через десять дней.

Я стал писать реже не только потому, что не хватало времени. Для короткого письма время всегда можно было найти. Но в Совгавани, откуда я писал только что не ежедневно, это была отчаянная попытка сохранить связь с той недавней жизнью, что казалась тогда единственно моей. В монгольской степи все изменилось. Та, прошлая жизнь, при всей ее привлекательности постепенно уходила на второй план, а новая реальность приобретала органику. И появлялась полуосознанная мысль, что этот опыт мне еще пригодится. Соответственно, потребность связи с «идеальным прошлым» потеряла свою остроту. Я жил настоящим и трезво оценивал меру испытаний, на мою долю выпавших.

28.VI.1955. «Я прочел 1-й том „Домби и сына". , но Диккенс не кажется мне столь конфетным, как прежде. Приходится удивляться „как поумнел этот старый век". (Отсылка к Марку Твену, который писал, что в юности отец казался ему совершенным глупцом, но с его собственным взрослением удивительно умнел.—Я. Г.) Юрина мама (Юра Романов, мой приятель, о котором я уже упоминал.—Я. Г.), женщина, между прочим, очень неглупая, как-то сказала мне (разговор шел о Диккенсе, и я высказывал свою точку зрения), что понимание Диккенса надо выстрадать. Это, пожалуй, чересчур сильно, его можно понять, и не претерпевая тех бед, которые он обрушивал на бедные головы своих героев. Не скажу, чтобы мне приходилось особенно страдать, попросту говоря, ваш сын узнал, что такое холод, голод».

И дальше вполне неожиданный пассаж: «Не можете ли вы сунуть в посылку программу филфака университета и пару учебников по сей программе, если, разумеется, это не вызовет затруднений (я имею в виду в отношении истории литературы — литературу западную)? Я бы, пожалуй, мог понемногу заниматься. Сейчас это сложно, но попозже будет проще. Был бы очень и очень вам благодарен».

Что касается именно западной литературы, то это был не случайный акцент. Перед армией помимо прочего моими настольными книгами были две истории западноевропейской литературы — книга профессора П.С. Когана, которого так не любил Маяковский, и университетский курс Ф. П. Шиллера. Том Когана был еще и иллюстрирован портретами писателей. Там я впервые увидел шикарную фотографию Оскара Уайльда. При моем увлечении «Портретом Дориана Грея» это было важно.

Любопытно, пока я не перечитал несколько лет назад свои армейские письма, я был уверен, что мысль о поступлении на филологический факультет появилась у меня уже после армии и спровоцировало ее писание стихов. Оказывается, намерение было фактически декларировано ровно за два года до того, как я сдал экзамены на филфак Ленинградского университета. Сдал настолько успешно, что не понадобилась армейская льгота. И теперь я испытываю некоторую неловкость, поскольку неоднократно в разных интервью вводил в заблуждение почтенную публику.

Я совсем было втянулся в разнообразный физический труд. А он был и в самом деле разнообразный, поскольку иногда возникали совершенно неожиданные ситуации.

20.IV.1955. «Недавно занимались которое так не

нравилось Айболиту: „Ох, трудная это работа: из болота тащить бегемота!" Тащили мы, правда, не бегемота, а студебекера, но разница невелика. Целую ночь тащили его по болотам до дороги. Вымокли, как черти».

Подобные подвиги нам пришлось совершать два или три раза.

Наша землянка стояла на краю невысокого плато, тянувшегося степью до отдаленных гор. На нем располагался и аэродром. А ниже — к северу — лежала обширная равнина. Весной, когда таял снег и шли обильные дожди, она превращалась в подобие гигантского болота. Часть полкового имущества перебрасывали из Дацана на студебекерах, которым приходилось эту равнину пересекать. И даже эти мощные машины иногда вязли и буксовали. Тогда — часто среди ночи — старший лейтенант Мелешко поднимал нас по тревоге, и мы отправлялись выручать транспорт. Делалось это просто — все, кто не был занят в карауле, то есть порядка тридцати человек, брались за длинный буксировочный трос и добавляли свои силы к тем лошадиным, которые работали в моторе студебекера. Машины застревали иногда в нескольких километрах от твердого грунта, и мы как бурлаки — по щиколотку, а то и глубже, в грязи и воде — волокли своего тяжело нагруженного «бегемота» несколько часов. Правда, в отличие от ночных тревог в в/ч 01106, нас в таких случаях не поднимали в положенное время, а давали выспаться.

Мокрую и грязную одежду мы расстилали на нарах под нашими тонкими тюфяками, и за несколько часов она более или менее высыхала.

0 строительстве мифического аэродрома, слухи о котором бродили в полку, речи уже не было. Равно как не было речи о нашей штатной профессии — никто явно не собирался обучать нас искусству наведения мостов в боевых условиях. Нам предстояло, как уже говорилось, строить себе щитовые казармы, а также и все необходимое для военного городка — штаб, клуб, столовую и прочие служебные здания.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 48
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?