Музей восковых фигур - Марина Серова

Был также обследован подъезд, подвал, в низенькое окошко которого убийца мог бросить нож, соседние дома и даже детская площадка с песочницами, из которых «рачительные» жители вытаскали весь песок.

Результата не было. Курсантов отпустили, но проблема осталась.

5 сентября 1792 года поздно вечером раздались громкие удары в дверь дома доктора Куртиуса и послышались требовательные возгласы:

– Откройте! Именем революции!

В дом ворвались национальные гвардейцы. Их было шестеро.

Командовал гвардейцами лейтенант высокого роста с орлиным носом и свежим шрамом над правой бровью.

– Назовите ваши имена! – потребовал он от спустившихся вниз доктора и Мари.

– Я – доктор Филипп Куртиус! – гневно заявил скульптор. – Владелец парижского Музея восковых фигур! Что вам угодно, господа?

Лейтенант презрительно оглядел его с ног до головы.

– Не горячись, папаша! Сразу видно, что ты нагрел много денег, делая куклы с королевскими рожами. Ты разве не слышал, что у нас с монархией покончено? А кто эта девица?

– Это Мари Страсбург, моя компаньонка.

Гвардеец сделал шаг вперед.

– Не скажу, что красавица, но потрогать есть что.

Мари вспыхнула:

– Не забывайтесь! Вы находитесь в доме, который принадлежит уважаемому человеку. Причем на правах частной собственности!

– Ишь ты, какая смелая! – усмехнулся лейтенант. – Скоро с вами будет покончено как с приверженцами монархии и с вашей частной собственностью тоже. Все, кто поддерживают монархию, – изменники.

– Вы не имеете права обвинять нас в измене, – твердо заявила Мари, – для этого нужны веские доказательства.

– Эти доказательства перед нами, – произнес лейтенант, делая характерный жест в сторону безмолвно застывших восковых фигур, изображавших членов королевской семьи.

– Это ничего не доказывает. Восковые скульптуры – часть истории Франции! – смело защищалась Мари.

– История поменялась! Народу больше незачем напоминать о тех, кто грабил его в течение столетий! Мы уничтожили прах королей, уничтожим все, что напоминает о монархии.

Он сделал решительный шаг вперед.

– Стойте! – Молодая женщина встала у него на пути. – Историю нельзя уничтожить! Какая бы она ни была – история имеет право быть такой, какова она есть!

– Черт! – начал злиться лейтенант. – У нас приказ всеми средствами искоренять измену! Ты пожалеешь о своих словах!

Доктор Куртиус поспешил на выручку своей компаньонке:

– Господа, опомнитесь. Откройте глаза, ведь здесь есть изображения ваших вождей! Посмотрите, вот перед вами Дантон, а это фигура Марата! Как же после этого нас можно назвать изменниками или врагами революции?

Снаружи послышались шаги, и в дверях показался еще один поздний посетитель – человек крупного телосложения с усами. В его облике было нечто знакомое.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил он.

Гвардейцы обернулись.

– Вы кто такой? – спросил лейтенант.

– Я – член Национального собрания Жак Лозьен, – ответил человек. – Здравствуйте, мадемуазель Страсбург! Как поживаете?

Мари с радостью узнала в пришедшем того самого полицейского, который занимался поисками ночного грабителя двадцать два года тому назад.

– Нас хотят арестовать за измену, которую мы не совершали. А может быть, даже убить.

– Господа! – недоуменно произнес Лозьен. – Вы делаете крупную ошибку! Эта милая женщина и ее учитель – настоящие граждане Франции! Вы не можете обидеть столь славных людей!

– Это ничего не доказывает, – упрямо настаивал лейтенант. – Они приверженцы монархии.

– Это ошибка, господа, уверяю вас, – пытался вразумить гвардейца бывший полицейский. – Прошу вас оставить их в покое и заняться более важным делом.

По лицу лейтенанта было видно, что он не собирался сдаваться.

– Иначе мне придется доложить об этом лично господину Дантону, – просто намекнул Лозьен.

Имя Дантона подействовало на гвардейцев отрезвляюще. Человек, развязавший террор, мог направить его и на тех, чьими руками террор этот осуществлялся.

Ни слова не говоря, лейтенант направился к выходу, про себя бормоча проклятия. За ним последовали гвардейцы, бросая взгляды на восковые фигуры, смотревшие им вслед незрячими глазами.

– Спасибо, господин Лозьен! – горячо поблагодарила бывшего полицейского Мари. – Вы спасли нас всех от беды.

Доктор Куртиус пожал человеку с пышными усами руку.

– Замечательно, что в такое время находится друг, который помогает в трудную минуту.

Лозьен кивнул.

– Революция неизбежна, только иногда она поворачивается против тех, кто ее делает. Я случайно проходил мимо и увидел, что двери дома раскрыты. В такой поздний час это очень подозрительно, поэтому я решил войти. Вы слышали об ужасной смерти принцессы Ламбаль?

Принцесса Ламбаль была подругой Марии-Антуанетты, их даже подозревали в длительной лесбийской связи. Озверелая банда сорвала с несчастной узницы одежду, отсекла ей голову и вывернула наружу кишки. Нанизав жуткие трофеи на пики и подхватив окровавленное тело принцессы, толпа двинулась к Тамплю, чтобы продемонстрировать свое преступление королеве. Мало того, у них возникает дикая мысль заставить королеву целоваться с отрубленной головой своей подруги. Только находчивость одного из комиссаров спасает положение, и разъяренная пьяная банда тащит изуродованное тело принцессы Ламбаль дальше по улицам Парижа.

Доктор Куртиус перекрестился.

– Никто в мире не может чувствовать себя защищенным, когда происходит такое безумие, – горестно произнес он.

Лозьен согласился.

– Заприте тщательно двери и никому не открывайте, – посоветовал он, – что бы ни случилось. Я не думаю, что это сумасшествие продлится долго. Кстати, тот самый грабитель не давал о себе знать?

– Нет, – произнесла Мари, – больше он мне не встречался.

И в этот самый момент прогремел выстрел. Пуля прошла на сантиметр выше головы Мари и попала в воскового Марата, отчего туловище героя революции оказалось с дыркой там, где у живого человека находится печень. Стоявший в дверном проеме человек выскочил на улицу и скрылся.

– Это один из гвардейцев! – воскликнул Куртиус. – Из тех, которые только что были здесь!

Лозьен выскочил из дома, но затем вернулся, тяжело дыша.

– Он исчез. Я не смог догнать преступника. Но я его найду.

Я отправилась на Симбирскую, пять. Анатолий Шитов жил в квартире номер пятьдесят восемь на шестом этаже. Я вошла в подъезд, пропахший вонью мусоропровода, и вызвала лифт. Кнопка шестого этажа была старательно прожжена насквозь. С чувством брезгливости я нажала ее ногтем мизинца правой руки, и ветеран-элеватор потащился кверху, чтобы доставить меня на шестой этаж. Я вышла из лифта и первым делом обследовала площадку этажа. Как говорят в таких случаях профессионалы, на всякий случай. Я обратила внимание, что в этом доме, построенном еще в семидесятых годах, окно между двумя этажами находилось на низком уровне. Можно было усесться на подоконник. В домах другого типа окна расположены много выше.