Звезда Пандоры - Питер Гамильтон

Наутро казино подтвердило кражу полутора миллиардов долларов. СМИ назвали это ограбление «кражей червоточины». Руководство Управления за­верило общественность, что скоро будут произведены аресты. Тайно избавиться от такой огромной суммы денег было просто невозможно.

У Йоханссона, однако, имелся превосходный план: он и не подумал открывать огромные счета в банках, а тратил деньги там, где продавцы не задавали вопросов. Хранители Личности на Дальней активизировали свою деятельность и начали борьбу против Звездного Странника, выбрав в качестве первостепенной цели сотрудников исследовательского института, которых считали агента­ми чужаков. Второй целью их нападок стала семья Халгартов.

Оперативной группе не удалось идентифицировать ДНК Йоханссона из образцов, собранных в зале, что было неудивительно, поскольку он являлся всего лишь одним из двух с половиной сотен посетителей, чьи следы удалось обнаружить. Впрочем, в его личном деле имелись сведения, оставленные после запроса по поводу его исчезновения, и информация о работе, где он числился пять лет назад. Свести все воедино следователям удалось только после того, как на Дальней начались акции саботажа и Хранители наводнили киберсферу своей пропагандой. Поймать Йоханссона оказалось еще труднее. Для закупок оружия и озвучивания своих посланий он всегда использовал оперативников из числа Хранителей. Любые операции затрагивали только второстепенных участников борьбы. Подобраться к лидеру никак не удавалось.

Шли годы и десятилетия, и следователи оперативной группы переходили в другие подразделения, а то и просто увольнялись со службы. Паула тем временем поднималась по служебной лестнице и в итоге встала во главе оперативной группы, — правда, к тому времени сама группа уже почти прекратила свое существование, а расследование «кражи червоточины» утратило свою актуальность. Тем не менее даже после этого Паула не закрыла дела, считая его частью расследования деятельности Хранителей. Она не успокоилась и после ста тридцати лет работы — она просто не могла закрыть глаза на тот случай.

Паула вышла из трамвая на Монтегю-хай-стрит. Город совсем не изменился; по крайней мере, так свидетельствовали неясные воспоминания из ее первой жизни. Улица с небольшими магазинчиками и отелями плавно опускалась, упираясь в бухту. Паула вспомнила, что там была каменистая гавань, где на отмели стояли рыбачьи лодки, а вдоль берега были развешены сети. Над голо­вой кружились алые птицы — тетрачайки, чье маслянистое оперение позволяло им плавать не хуже рыб.

В середине дня на Монтегю было немноголюдно. Большинство людей разошлись по своим рабочим местам, и тротуары и автобусы были полупустыми. В витринах ближайшего магазина красовались демонстрировавшие одежду манекены. На Рае Хаксли не имелось ни сетевых, ни концессионных магазинов. Официальным строем здесь считался рыночный коммунизм, позволявший поставлять не только товары и продукты первой необходимости, что давало дизайнерам относительную свободу и возможность нововведений. Костюмы на манекенах оказались довольно привлекательными, как и дополнявшие их палантины.

Паула зашла в магазин, и с ней тотчас поздоровалась продавщица, молодая женщина, чей наряд состоял из предметов одежды, продававшихся здесь же. Паула сразу поймала себя на том, что слишком пристально разглядывает девушку: как должен выглядеть человек, созданный специально для того, чтобы работать в лавке? «Точно так же, как и ты, — сама себе сердито ответила Пау­ла. — Как самый обычный человек». В конце концов, особой касты продавцов не существовало, а доминантные гены должны были лишь определять поведенческие комплексы и склонность к работе в сфере обслуживания. С таким же успехом эта женщина могла стать поваром, библиотекарем или садовником — жители Рая Хаксли только после начальной школы, в возрасте около двенадцати лет, начинали выбирать, по какой специальности они хотели бы работать в пределах предначертанной им сферы интересов.

Продавщица магазина с улыбкой осмотрела наряд Паулы.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс?

Пауле потребовалось пара секунд, чтобы осознать, что, несмотря на деловой костюм, она выглядела моложе этой женщины.

— Простите, но одежда мне не нужна. Я ищу дорогу к дому Денкена.

— А, конечно. — Женщина как будто ожидала от гостьи из чужого мира подобного вопроса. — Это на Симли-авеню. — Она обрисовала маршрут и задала свой вопрос: — Могу я спросить, почему вы решили его посетить?

— Мне нужен его совет.

— Вот как? Я и не думала, что граждане Содружества ищут помощи у наших вольнодумцев.

— Вы правы. Но я родилась здесь.

Ошеломленный вид продавщицы вызвал у нее улыбку.

Симли-авеню осталась такой же, как и прежде, — ряд одноэтажных бунгало с крошечными палисадниками. Исключение составляли лишь хвойные деревья, высаженные вдоль тротуара; за прошедшие полтора столетия они заметно вы­росли. К их терпкому аромату примешивался запах моря, приносимый свежим ветерком, и улочка казалась частью какого-то курорта. Это снова навело Паулу на мысли об отставке.

Дом Денкена стоял последним в ряду домиков перед обширным парком, разбитым на вершинах холмов. Он оказался несколько больше соседних бунга­ло и выглядел новшеством в этом мире, где все получают одинаковую плату, независимо от рода работы: его владелец когда-то возвел сбоку большую каменную пристройку с высокими узкими окнами, что не соответствовало общему стилю сельских построек.

По узенькой тропинке Паула прошла к передней двери и позвонила в потускневший бронзовый колокольчик. Прилегающий к дому садик тоже отличался от прямоугольных газонов, украшенных клумбами с яркими однолетни­ками и солнечными часами — здесь росли вечнозеленые кустарники, создававшие пастельную гамму, а лужайка явно не подстригалась уже пару недель.

Паула уже собиралась позвонить еще раз, когда изнутри донесся мужской голос:

— Иду, иду.

Дверь открылась, и перед ней возник мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в сильно помятую серо-голубую футболку и лимонно-желтые шорты. Его неопрятные каштановые волосы с седыми прядями свободно спускались на плечи.

— О, неужели не могла прийти твоя мама?

— У меня нет мамы.

Она сразу же узнала лицо его предка: щеки были более пухлыми, а волосы немного более темными, но нос точно такой же, как и выразительные зеленые глаза. И точно такая же отрешенность от повседневной жизни.

Мужчина потер ладонями лицо, словно только что проснулся, и вгляделся в ее лицо.

— А, да ты из другого мира. Что ты здесь делаешь?

— Я ищу Денкена.

— Я Леонард Денкен. Слушаю.

— Меня зовут Паула Мио, и официально я не из другого мира.

Леонард Денкен нахмурился, потом изумленно моргнул, выпрямился и широко раскрыл глаза.

— Ух ты, конечно же, последний украденный младенец. Мой дедушка… Нет! Это мой прадедушка тебя консультировал, а отец мне об этом рассказывал.