Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки - Роберт Сапольски

А вот список того, что люди ввели в обращение за прошедшее столетие. Запрет на использование определенных типов оружия. Международный суд и концепцию преступлений против человечества. Организацию Объединенных Наций, которая имеет в своем распоряжении миротворческие силы. Международные соглашения по борьбе с торговлей «конфликтными алмазами», слоновьими бивнями, рогами носорогов, шкурами леопардов и людьми. Агентства по сбору средств для помощи пострадавшим от природных катастроф; по усыновлению сирот со всего мира; по борьбе с мировыми эпидемиями. Организации, рассылающие медицинский персонал в любые места военных конфликтов.

Да, я знаю, было бы наивным утверждать, что законы повсеместно соблюдаются. Например, несмотря на то что Мавритания, оказавшаяся последней в мире рабовладельческой страной, в 1981 г. отменила рабство, 20 % ее жителей остаются рабами, а правительство за прошедшее с тех пор время отдало под суд ровно 1 (одного) рабовладельца{941}. Я понимаю, что в некоторых местах мало что изменилось. Я несколько десятилетий провел в Африке среди людей, которые искренне верят, что эпилептики одержимы дьяволом и что органы убитого альбиноса обладают целительной силой; для них избиение жены, детей и животных кажется нормальным, пятилетние дети пасут скот и собирают хворост, девочкам-подросткам удаляют клитор и отдают девчонок пожилым мужчинам в качестве третьей жены. Тем не менее в целом мир становится лучше.

Уже упоминавшийся колоссальный трактат Пинкера («The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined») дает исчерпывающий обзор по данному вопросу{942}. С душераздирающей точностью этот научный труд рисует картины тех ужасов, которые мы оставили в прошлом. Пинкер со всеми подробностями описывает неприглядную историческую «бесчеловечность» человечества. Примерно полмиллиона человек погибло в римском Колизее, «увеселяя» пару десятков тысяч зрителей сценами насилия, расчленений, мучений, пожирания пленников животными. В Средние века по всей Евразии прокатывались волны военных набегов, разрушавших на своем пути целые поселения (случалось, что в ходе этих набегов убивали всех мужчин, а всех женщин и детей угоняли в рабство). И за львиную долю жестокостей ответственность несет аристократия, которая безнаказанно лютовала над крестьянами. Религиозная и государственная власть повсюду – от Европы до Индии, Китая, Персии, Полинезии, Африки, до страны ацтеков и других индейцев – изобретала и применяла пытки. Скучающий парижанин XVI в. для вящего удовольствия мог сжечь кошку, казнить «провинившееся» животное, поистязать медведя, привязав несчастного к столбу и натравив собак, чтобы те его живьем разорвали. То был омерзительный другой мир. Пинкер приводит слова английского писателя Лесли Поулза Хартли: «Прошлое – как заграница. Там все делают по-другому».

Книга «Лучшие ангелы…» развязала жгучую полемику по трем вопросам.

Для Пинкера ответ очевиден. Потому что люди всегда были ужасными. Мы возвращаемся к содержанию дебатов главы 9: когда изобрели войну? Чья философия приложима к жизни охотников-собирателей – Гоббса или Руссо? Как мы знаем, сам Пинкер твердо придерживался убеждений об организованной человеческой жестокости, существовавшей еще до цивилизации, еще во времена общего с шимпанзе предка. Тех самых убеждений, которые уверенно опровергаются большинством научных экспертов на основании того, что информация для исследования подбиралась пристрастно, что охотники-растениеводы были ошибочно отнесены к охотникам-собирателям и что оседлых охотников-собирателей неоправданно включили в одну группу с традиционными кочевыми охотниками-собирателями.

Ответ Пинкера основывается на двух утверждениях. Исследователь использует концепцию «цивилизационного процесса»[498] социолога Норберта Элиаса. Эта концепция выстроена вокруг того факта, что жестокость людей по отношению друг к другу снижается, когда насилие монополизируется государством. Вместе с этим развивается коммерция и торговля с их прагматической стратегией самоконтроля: понятно, что выгоднее оставить другого человека в живых – и пусть он со мной торгует или покупает у меня. Так что благополучие этого другого вдруг начинает иметь значение, порождая явление, которое Пинкер назвал «наращиванием разумности», включающей в том числе расширенные способность к эмпатии и представление о том, кто такие Мы[499]. Именно это явление становится фундаментом для т. н. революции прав: гражданских прав, прав женщин, прав детей, прав сексуальных меньшинств, прав животных. Подобные взгляды являются триумфом разума.

Кроме того, Пинкер обращается к эффекту Флинна[500] – хорошо изученному статистическому феномену увеличения значений IQ за последнее столетие, – обосновывая существование «морального эффекта Флинна». Для Пинкера он означает, что повышение интеллекта и рост уважения к разумным доводам подстегивают деятельность модели психического состояния, умение понимать точку зрения другого и усиливают способность оценивать долговременные преимущества мирного существования. По словам одного из рецензентов, Пинкер «не опасается называть свою страну цивилизованной»{943}.

Как и ожидалось, нападки посыпались со всех сторон. Левые возопили, что необоснованной переоценкой европейского Просвещения подогревается западный неоимпериализм{944}. Мое собственное политическое чутье ведет меня именно в этот лагерь. Тем не менее приходится признать, что на фундаменте культуры Просвещения выросли страны с минимальным уровнем насилия, малым количеством малолетних новобрачных, развитой системой защиты прав женщин и неприкосновенности гражданских прав.