Эксперимент - Дарина Грот

Вампир склонил голову и прикурил сигарету, иногда улыбаясь сам себе.

– Милая, мне не нужна женщина-алкоголичка! – скосил он на нее глаза.

Лилит мгновенно взъерепенилась еще больше, чем было до этого.

– Что? – взвизгнула она. – Я тебе не нужна? Да это ты никому не нужен кроме меня!

Лилит продолжала кричать что-то жуткое и обидное, но Левиафан геройски проходил через все эти крики. Он просто сидел и улыбался, и как только девушка замолчала, он взял ее за руку и посмотрел в глаза.

– А вот это ты зря милая! Очень зря! Смотри, как я никому не нужен! – он подмигнул ей, встал и возник перед первой попавшейся девушкой.

Ему понадобилось не более пяти минут, чтобы охомутать девушку так, что она еле на ногах стояла, а Лилит в то время еле на стуле сидела. Ревность сводила с ума и без того сумасшедшую голову.

Девушка наблюдала за ними со стороны, за его движениями, прикосновениями, улыбкой, взглядом и другой девушкой рядом. Слово «мое» пролетало у нее в голове каждые пять секунд, пальцы нервно постукивали по столу, а взгляд все тяжелел и тяжелел. Но сердце было спокойно. Уж в чем-чем, а в том, что Левиафан не оставит ее из-за какой-то мимолетной бабочки, она была уверена. Но сама демонстрация выводила ее из себя. Она схватила вещи и подошла к уже чуть ли не обнимающейся парочке.

– Вы отвратительно смотритесь вместе. – Лилит хотела пройти дальше, но Левиафан схватил ее за руку и посмотрел на новую знакомую.

– Спокойной ночи! Или дня! – улыбнулся он ей.

– Может еще увидимся! – крикнула ему в след девушка.

– Помолись кому-нибудь, чтобы этого не случилось… – прошептал Левиафан, даже не оборачиваясь.

Девушка его естественно не услышала.

Всю дорогу до дома Лилит обвиняла улыбающегося вампира во всех грехах мира и бедах человечества. Но Левиафан молчал, словно ему язык вырвали. Его очень злили, раздражали некоторые слова, но молчание на тот момент было самым лучшим выходом из сложившейся ситуации. Он злился, потому что ему приходится исполнять роль няньки, следить за выпившей девушкой и выслушивать пьяную чушь. По существу не было сказано ни одного слова, кроме его имени. На протяжении всей дороги ему хотелось приложить Лилит обо что-нибудь головой, чтобы в салоне, наконец, настала долгожданная тишина. И пока он мечтал, каким образом можно заткнуть ей рот, даже не заметил, как доехал до дома.

– А тебе сегодня везет! – он вытащи ее из машины. – Иди в дом!

– Я не хочу…

– Милая… – Левиафан строго посмотрел на нее. – Я, по-моему, не спрашивал, хочешь ты или нет. Я сказал, иди в дом, и лучше не заставляй меня повторять это снова, а то я повторю, но только уже другим способом!

– Знаешь что, катись к черту! – Лилит развернулась и пошла в дом.

Левиафан со строгостью и печалью в глазах смотрел ей в след.

«Одна секунда…нет, три, и это пьяное тело может прекрасно опуститься на землю без жизни. Да…мне хватит трех секунд. Три секунды, чтобы избавить себя от ужаса, освободить от криков и обвинений. Три секунды достаточно для того, чтобы она ничего не поняла, а просто упала и никогда больше не встала… Три секунды… Ну и что же я стою? Неужели время не может просто подарить мне три секунды? … эти жалкие цифры… Лилит, как же ты меня злишь порой… Дайте мне кто-нибудь три секунды…и тебя не станет… Но все знают, что у меня нет этих секунд…нет…»

22

Улица напоминала серую пустыню, почти нигде не осталось зеленого цвета. Все посерело, покрылось безвкусной палитрой природной грязи и человеческого мусора. Как бы лето не хотело уходить, осени вполне хватило двух месяцев, чтобы люди забыли о том, что всего лишь шестьдесят дней назад все было зелено, и солнце тепло грело.

Но не только на улице все было серым, лица Лилит и Левиафана не меняли серых тонов уже на протяжении трех дней. Они жили в одном доме, но были похожи на людей в коммуналке: не разговаривали, не смотрели друг на друга, словно у них ничего общего никогда и не было. Им обоим от этого было так тошно и противно, но они были слишком уперты, и каждый думал лишь о своей правоте, и никак не мог позволить, чтобы реальностью стала чужая правда.

В таких случаях невозможно доказать, что правда-то одна, мировоззрение разное. И потребуется столько сил, чтобы принять чужую правду. А на самом деле все так просто. Есть два мнения, две правды, если вдруг они совпадают, то тот, кто озвучил свою правду первым, автоматически становится правым. Но в доме вампира существовали две разные точки зрения и озвучивать их никто не собирался, предоставляя друг другу возможность стать телепатом, правда, очень хреновым, так как кроме собственных мыслей они слышать ничего не могли. Им обоим казалось, что они на грани чего-то. Они вот-вот расстанутся раз и навсегда… снова поругаются и обидятся еще сильнее, или, или, и еще или. Но то, что сделала Лилит, по мнению вампира ни в какие рамки не укладывалось.

Время было уже вечернее, Левиафан стоял в гостиной около шкафа, весь хмурый и, наверное, даже злой. Он выбирал, чего бы выпить. В очередной раз спорил со своей сущностью. Он продолжал глушить спиртосодержащие продукты, словно исполняя магический ритуал, после которого он снова обретет возможность чего-то сверхъестественного. Ему очень хотелось свалиться замертво, предварительно перенасытившись алкоголем. Нет, спирт не помог бы ему справиться со сложившимися обстоятельствами, не помог бы забыться, на самом деле от алкоголя не было никакого толку, и вампир это понимал. Но ему просто хотелось нормально выпить, получить свою дурацкую иллюзию и упасть лицом в лужу, сладко захрапеть в ней, как истинная свинья. Нет, как здоровый бородавочник.

Мечтая в виде, какого животного ему бы хотелось лежать пьяным в луже, Левиафан разглядывал стоящие перед ним разные бутылки. Как только нашлась подходящая, он взял ее, открыл и довольно затянулся исходящим запахом.

– Прости меня… – прозвучал за его спиной голос.

Два слова, сказанные этим голосом, заставили пальцы разжаться. Бутылка отличнейшего рома, как в замедленной съемке, полетела на пол, медленно разбиваясь, сразу же разлетаясь и орошая ноги стеклами и брызгами. Но съемка не закончилась. Левиафан также медленно повернул голову к окну. Астероидов, метеоритов и комет не было. Голые, безжизненные деревья продолжали стоять, как и обычно. Не было никаких цунами, ураганов, смерчей и торнадо. Везде была тишина. Вообще не было ничего, что могло бы заставить Лилит извиниться, никаких предпосылок. На долю секунды вампир вспомнил про Жаклин, подумав, может она умерла, и Лилит из-за этого сошла с ума и решила извиниться, как после смерти бабушки. Но потом он отбросил эту догадку, так как появилось слишком много не связанных фактов. Но тогда, что заставило Лилит, спустя несколько дней, выйти из подземелья и пронзить уши вампира двумя острейшими словами?

Левиафан даже боялся оборачиваться, думая, что у нее в руках находится факел или спички с бензином, и прозвучавшее «прости» будет не за содеянные, а за будущие действия. Он, как парализованный, стоял и смотрел себе под ноги, на разбитое стекло и разлитый ром.