Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

намерили. И примет он то благодарно; только бы тот поднос до своего у него, везиря, бытия (т. е. до отпускной аудиенции) они к нему послали. А как тому делу быть, о том он доложит прежде великого везиря и учинит ведомо им, посланником». 11 июля Маврокордато уведомил посланников, что он визирю о подарке докладывал и чтобы они присылали его немедленно на двор визиря. «Тот подарок и людей, с ним присланных, объявит он, Александр, и того дожидается. И чрезвычайные посланники посылали к великому везирю с поздравлением переводчика Семена Лаврецкого да подьячего Лаврентья Протопопова, а при том поздравлении посылали к нему за его, везирские, в нынешнем в мирном деле труды и радения 2 сорока соболей, один в 400, а другой в 450 рублев». Посланные, вернувшись, докладывали, что визирь «велел их, переводчика и подьячего, допустить перед себя тотчас. И были они перед ним в той же палате, где были и они, посланники, на приезде и во время розменения мирных договоров. А чиновных-де салтанских людей и государственного канцлера рейза-эфенди и чауш-баши и капычеев и его, везирского, кегаи при нем, везире, не было, а был для объявки их, переводчика и подьячего, и для переводу речей один Александр Маврокордато, да сын его Николай, да его, везирской, дворовой молодежи человек с двадцать. И обвели их, переводчика и подьячего, к нему, везирю, на заднее крыльцо, а не на переднее. И как они его, везиря, от них, посланников, поздравили и о соболях объявили и те-де соболи перед ним, везирем, приняли его, везирские, покоевые два человека и, приняв, понесли в другую палату. А потом везирь говорил, что та их, посланничья, собольми обсылка ему, визирю, благоприятна и приемлет с любовию и их, посланников, поздравляет. А больше того он, везирь, ничего не говорил. А сидел в той палате в прежнем месте, в котором сидел во время бытия у него их, посланничья»[1165].

Между тем посланники начали свои выезды и визиты. 9 июля они выезжали для поклонения образу Богородицы в Мавромольский монастырь, «которой стоит на горах близ Черноморского устья. И после вечерни было молебствование о многолетном здравии великого государя, его царского величества, и сына его государева благоверного государя царевича и великого князя Алексея Петровича. И по совершении молебного пения дали игумену с братиею на милостыню 50 левков. И в том монастыре ночевали и слушали Божественной литоргии. И приехали оттуду в Царьград к себе на посольской двор июля в 10 числе»[1166].

Визиты к иностранным послам не обошлись без осложнения. 12 июля посланники оповестили послов цесарского и французского о своем намерении их посетить на следующий день после полудня и сначала побывать у цесарского посла, а затем у французского. Послы отвечали, что с охотою будут их ожидать. Однако на следующий день, 13-го, французский посол прислал толмача спросить, действительно ли посланники желают посетить сначала цесарского посла, а затем уже его, французского. Когда посланники подтвердили такое свое намерение, толмач сказал, что если это так, то «тем его превосходительство не довольствуется». Посланники урезонивали толмача: другое бы дело, если бы немецкий посол был у какого-нибудь короля, а не цесарский, тогда бы они отдали первенство французскому послу; но обойти цесарского посла им невозможно, потому что все государи в Европе цесаря почитают. Толмач, со своей стороны, приводил аргументы, указывая на то, что государство Французское древнее, и прежде Немецкое государство было под владением французского короля, и эти оба государства в равной чести, а у турок французский посол в большем почитании, нежели цесарский. Но так как посланники все же стояли на своем: посетить французского посла раньше, чем цесарского, им невозможно, то толмач сказал: «Когда они, посланники, хотят быть прежде у цесарского, то буди в воле их. А французской-де посол не будет тем доволен… и чтоб они, посланники, от посла цесарского к нему, французскому, оратору (послу) не заезжали!» Посланники пытались возражать: «Знатно, он, оратор, не хочет их, посланников, иметь в дружбе и для того такие и отговорки чинит». Толмач говорил: «Совершенно оратор видеться с ними желает, только б учинили они так: прежде виделись с ним, а потом с послом цесарским». Когда посланники уже в третий раз повторили, что они поступить так не могут, толмач сказал: «Когда-де им учинить так невозможно, то от цесарского б посла к нему, французскому оратору, они не заезжали»[1167].

Французский «оратор» был, видимо, человек горячего нрава и весьма требовательный. Его приезд в Константинополь сопровождался рядом инцидентов. Он произвел скандал во дворце, не согласившись снять шпагу на аудиенции у султана. По рассказу голландского посла Кольера, правда, не расположенного к французу, он, желая показать свою гордость и славу, завел себе в Царьграде какой-то особенный каюк с балдахином, с таким убранством, которое было сочтено турками неуместным, и потому каюк его с балдахином был изломан, а гребцы с этого каюка «взяты и жестоко биты и отданы на каторгу»[1168]. Претенциозность в местническом счете, проявленная в требовании первенства перед цесарским послом в визитах, увеличивалась еще вследствие происшедшего у него как раз в то время, в мае 1700 г., столкновения с цесарским послом. Отношения между Францией и империей тогда (накануне Войны за испанское наследство) были уже очень натянуты. Тем легче на этой почве разыгралась ссора между послами. Три француза, служившие солдатами в цесарском войске в Петервардейне, дезертировали оттуда, бежали в Константинополь и нашли убежище во французском посольстве. Цесарскому послу удалось, однако, их захватить и арестовать. Тогда французский посол, как рассказывал голландский посол, собрав всех своих французов, которые живут на Галате, к себе на двор и, вооружив их, разослал по улицам и велел хватать и приводить к себе на двор людей цесарского посла. Таким образом захвачено было 28 человек. Когда сам цесарский посол проезжал раз по городу, французы захватили у него трех офицеров из его свиты. Турецкие министры, к которым обратился было граф Оттинген с жалобой, отказались вмешиваться в распрю, и в Константинополе готова была начаться или и началась уже в миниатюре та война между французами и цесарцами, которая некоторое время спустя вспыхнула в Европе в грандиозных размерах. По свидетельству голландского посла, «было междо цесарцами и французами великое здесь волнение и замешание и по три дни ходили как цесарцы, так и французы многолюдством с ружьем. И такому-де поведению многие с стороны люди дивовались и розголосили, что будто у цесарского посла с французским послом всчалась война, что