Московит - Борис Давыдов

Гигант чуть не взорвался от клокочущего в нем бешенства, а слуги, не сдержавшись, ахнули. Тихо, но вполне разборчиво.

Привыкайте, парни. Уж я наведу у вас дисциплину…

– Хорошо… ясновельможный! – буквально выдавил Стивен.

– Благодарю пана! – ласково улыбнулся я. И, кивнув слуге, близкому к обмороку, направился вместе с ним к заветной «комнатке».

– Осмелюсь попросить ясновельможного пана не задерживаться… в этом храме!!! – донесся вслед нам сдавленный рык с зубовным скрежетом. – Его княжья мосць очень не любит ждать!

Устройство «храма» меня откровенно разочаровало, но было бы нелепо ждать от XVII века бытовых удобств XXI. Даже в княжеском замке. Тем более человеку, привыкшему проводить массу времени на открытом воздухе, попеременно выступая то в роли охотника, то – дичи… В конце концов, половина деревенского населения России до сих пор только мечтает о теплых сортирах с канализацией! Так что незачем привередничать.

А вот Анжела будет сильно опечалена… Она-то привыкла к удобствам… Или в дамских «храмах» все-таки комфортнее? Как там она, бедняжка? Это же мука мученическая для женщины – молчать, когда так и хочется почесать язычок!

В моих «покоях» уже ждал цирюльник – с тазом горячей воды, бритвой и неприкрытым испугом в глазах. Низко поклонившись, он дрожащим голосом попросил «ясновельможного пана первого советника» сесть, укутал мои плечи и грудь белоснежной тряпкой, похожей на простыню, и приступил к делу. Руки его тоже слегка дрожали от волнения… Точнее, не слегка, и это меня очень даже напрягло. Не хватало еще, чтобы с перепугу полоснул по горлу! Пусть нечаянно, без злого умысла, а мне будет от этого легче?..

Было большое искушение забрать у него инструмент и побриться самому. Но кое-как пересилил себя, заставив сидеть спокойно, с безмятежным видом, как и подобало господину первому советнику.

Парень наконец справился с работой и вышел, пятясь и кланяясь. Я беззвучно выдохнул: «Слава богу!»

Цирюльника тотчас же сменила целая вереница слуг. Те, что были впереди, несли кувшины (похоже, из серебра) и длинные вышитые полотенца, а идущие следом – одежду и обувь. На вытянутых руках, с предельно сосредоточенным видом и таким же неприкрытым испугом в глазах.

– Проше ясновельможного пана, – проскрипел Дышкевич, – выбирайте, что вам подойдет. – Поскольку ясновельможный отныне первый советник его княжеской мосьци, надобно и одеваться соответственно своему положению, а не ходить бог знает в чем… – Гигант «деликатно» умолк, чуть заметно скривившись.

«Парень, ты что, надеешься меня спровоцировать? Напрасно…»

– Благодарю пана начальника стражи! – величественно кивнул я, направляясь к средневековому рукомойнику. – Я уже успел убедиться, что пан отменно исполняет свои обязанности и всюду успевает. Надеюсь, он и впредь будет столь же усерден и проворен…

Дышкекич только чудом не издал звериный рык.

К назначенному сроку я предстал перед ясными очами князя уже в соответствующем прикиде шляхтича XVII века. Кое-как удалось подобрать подходящую по фигуре одежду, уделив особое внимание тому, чтобы она не стесняла движений, даже в самой малой степени, – это правило давно въелось в плоть и кровь. Пришлось повозиться с примеркой, причем были смущены обе стороны: я – потому что привык одеваться/раздеваться сам, без посторонней помощи, а слуги – видом моего нижнего белья. Сиречь самых обыкновенных трусов-«плавочек» (темно-синего цвета, 80 % натурального волокна, 20 % синтетики), которые я категорически отказался менять на длинные подштанники. И не потому, что стеснялся (в комнате были одни мужики), просто не хотелось.

Бедняги уставились на вышеназванный предмет с каким-то суеверным ужасом. Если учесть, что они еще не «отошли» от вида застежек-молний… в общем, мне было искренне жаль их. Хотелось даже подбодрить, успокоить. Но – нельзя терять лицо, «дворянскому сыну», а уж тем более ясновельможному пану первому советнику это не подобает.

– Что уставились, будто увидели призрак? – искусно имитируя брезгливо-недовольные нотки, спросил я. – У нас в Московии это давно в порядке вещей. Благородные сословия такое носят, ясно?

– А-а-а… – потрясенно, но с явным облегчением выдохнули нестройным хором обступившие меня люди. – Ясно, проше ясновельможного пана!

В самом деле, кто их разберет, этих странных московитов, да еще благородных! Пусть себе носят что хотят.

Оставив в своих «покоях» прежнюю одежду и строго-настрого запретив даже прикасаться к ней без моего дозволения, я направился к Вишневецкому. Со стороны приглядеться – самый обыкновенный шляхтич, в таком же алом жупане, что и пан Дышкевич (хотя нет, оттенок все же посветлее, и пуговицы немного другие), в темно-синих шароварах и сапожках из тонкой кожи, с высокими, почти по колено, голенищами. Жупан перетянут нешироким поясом, прошитым золотой нитью… Красота! Увидели бы меня сейчас мои ребята – долго протирали бы глаза…

Вот только без оружия. Дышкевич заикнулся было насчет сабли, но я ответил отказом. Он, немало удивленный, попробовал настаивать: мол, шляхтич без сабли – что без порток, проше ясновельможного… Я снова отказался, слегка повысив голос. Стивен уступил: дескать, ясновельможному виднее… В глазах его и тоне виднелось и слышалось недоумение, смешанное с торжествующим презрением. Хорош первый советник – саблю не желает носить!

Ну и черт с ним. Не объяснять же, что это бесполезное украшение мне в случае чего только помешает… Саблей не владею, не обучен, уж извините. А движения стеснит – будь здоров!

В главном зале был уже накрыт стол. Князь вышел из-за него мне навстречу, и во взоре Стивена торжество тут же сменилось унынием и бешеной завистью – видимо, это была очень высокая честь, которой Иеремия удостаивал лишь особо избранных.

– Проше пана откушать, подкрепиться с дороги! – произнес князь, украдкой подмигнув мне. – Ступайте, пане, – обратился он уже к Дышкевичу, – ждите вызова.

Гигант послушно удалился, на прощание снова одарив меня не очень добрым взглядом.

– Милости прошу! – продолжал князь, то ли вживаясь в роль гостеприимного хозяина, то ли в самом деле желая им быть. – От Московии путь неблизкий, наверняка пан устал… Увы, время суровое, потому яства скромные, закусим, чем бог послал, на скорую руку… Очень надеюсь, что пан не будет в претензии и не сочтет это за неучтивость. Прибыл бы он раньше, до смуты, – уж я показал бы, до чего искусны мои повара!

Я, изобразив на лице самое благодушное и понимающее выражение, – дескать, все понятно, какие могут быть вопросы, не тревожьтесь, ясновельможный княже! – оглядел стол, ломящийся от яств. Да уж… Если ЭТО называть скромной закуской, тогда что именовать обжорством?!

Повсюду громоздились фарфоровые и серебряные блюда с ломтями жареного и копченого мяса, миски с вареной, жареной и заливной рыбой («какая гадость эта ваша заливная рыба!» – тотчас же вспомнилась нетленная фраза), позолоченные подносы с языками, еще какая-то посудина с разнообразной дичью, свежими и мочеными ягодами… Между всем этим великолепием там и тут стояли бутыли и кувшины разной величины и формы. Просто глаза разбегались. Умопомрачительно вкусные и соблазнительные ароматы так и шибанули в нос, рот начал наполняться слюной, предательски заурчало в животе (завтрак-то у походного костерка на берегу речки давным-давно переварился, да и был весьма скромным).