Больше чем любовь - Дениз Робинс

Днем же, пытаясь подчинить все логике, я говорила себе:

— Послушай, Розалинда Браун, он просто дал тебе понять, что хорошо провел с тобой время и больше не нуждается в твоем обществе.

Последний день февраля был необыкновенно спокойным. На прием к мистеру Диксон-Роду пришло всего два человека. Я не знала, чем занять себя. К тому же доктор покинул свой кабинет уже около часа назад и не отдал мне никаких распоряжений. Я подошла к книжному шкафу и достала с полки справочную книгу «Кто есть кто». Я открыла страницу на букве «К» и прочитала:

«Коррингтон-Эш, Ричард, родился в Лондоне в 1891 году, женат на Марион Франкес Гаррисон. Местожительство: Парк-Лейн-Корт, 1, а также Ракесли-Холл, Суссекс. Посещает клуб „Джуниор Карлтон“».

Я прочитала много раз эту запись, в который раз с горечью понимая, что мы с Ричардом принадлежим к разным мирам, которые ни в каких точках не пересекаются. Затем мои глаза уперлись в строчку «женат на Марион Франкес Гаррисон». Воображение против моей воли стало рисовать картину. Интересно, как она выглядит? Откуда она происходит? Перед моими глазами появлялся образ незнакомой мне женщины. Наверное, окончила такой же престижный колледж, в каком сейчас учится и Роберта. Без сомнения, красивая, ухоженная светская дама. Со светлыми волосами. Кажется, Ричард сказал, что у Роберты такие же светлые волосы, как и у ее матери. Разумеется, она хорошо одевается, элегантно, стильно. Совсем не так, как маленькая секретарша из офиса окулиста.

Я с силой захлопнула книгу. Все, достаточно, сказала я себе. Забудь этого человека, Роза.

Зазвонил телефон.

— Приемная мистера Диксон-Рода. Вас слушает секретарь, — совершенно бесстрастным, профессиональным голосом ответила я.

И вдруг услышала его голос!

— А! — воскликнул он. — Вы-то как раз мне и нужны. Ведь это вы, мисс Браун?

— Да, — ответила я, чувствуя, как тяжело ухнуло у меня в груди сердце, а щеки вмиг налились краской.

— Вы можете сейчас говорить или я выбрал не самое удачное время для звонка?

— О нет, нет, все в порядке! — стараясь говорить как можно спокойнее, ответила я.

— На этой неделе было много работы?

— О да, достаточно…

— И у меня тоже. Просто черт знает что такое. Именно поэтому у меня не было времени позвонить.

— Да? — глупо переспросила я, очень радуясь тому, что все дело оказалось только в работе. Ведь это очень серьезная причина. Он просто был занят. Ведь Ричард — глава такой крупной фирмы.

Повисла небольшая пауза, после чего он спросил:

— Ты все еще здесь?

— Да, я слушаю.

— Еще я боялся, что если позвоню тебе, то обязательно застану во время процесса исследования глазного дна тети Оливии.

Я засмеялась:

— Нет, она уже давно не показывалась.

— Ну, тогда мне придется доставить ее в клинику и специально позвонить в это время.

— Нет, только не это, — сказала я. — Это будет просто ужасно, если я начну хохотать в самый ответственный момент.

— О, мне бы очень хотелось услышать, как ты хохочешь, — мягко сказал Ричард.

Мне вдруг стало так смешно, что я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться прямо сейчас. Затем он добавил:

— Знаешь, в ближайшее воскресенье я не смогу попасть в Ракесли, так как приезжают американские представители нашей компании и мне нужно быть здесь. Может, сходим в «Альберт-Холл»? Кажется, будет Чайковский.

Я почувствовала, как от удовольствия у меня краснеют щеки.

— О, это здорово! — выдохнула я.

— Значит, согласна?

— Да… Я с удовольствием пойду, — ответила я.

Уже гораздо позже, когда мы знали друг друга очень хорошо, Ричард сказал, что ему всегда нравилось во мне отсутствие жеманства и кокетства. Я не стала притворяться, что занята или что мне не хочется идти на концерт. Я с радостью согласилась на его предложение и дала это ему почувствовать.

— Значит, решено, — сказал он, и я услышала в его голосе нотки возбуждения и удовольствия. — Я заберу тебя около двух. Буду на машине или на такси. Нет, подожди… А почему бы нам не отправиться вместе на ленч? Куда бы ты хотела сходить?

Я чуть не задохнулась от радости и снова без колебаний согласилась.

— Отлично, Розалинда, я что-нибудь придумаю, — ответил он. — Тогда пока, до встречи.

— До свидания, — попрощалась я.

Затем я медленно опустила руку с трубкой и осторожно положила ее на рычажки, словно не желая отпускать ее от себя.

Потом я встала со своего места и начала расхаживать из угла в угол по приемной мистера Диксон-Рода, повторяя про себя: «Воскресенье, воскресенье, воскресенье. Еще два дня. Сорок восемь часов. Как замечательно! Он хочет видеть меня опять. Как замечательно!»

После обеда к Китс пришли гости на партию бриджа. Я, как обычно, стала заниматься составлением цветочных композиций, а потом вместе с Бенсон мне предстояло приготовить все для чаепития. Милая старушка Китс! Для нее бридж был половиной ее жизни. Она без конца пыталась и меня научить играть в эту игру, но мне это занятие казалось довольно скучным, и было просто жаль тратить на него время и силы.

В ответ она обычно махала на меня своей пухлой рукой, унизанной кольцами и браслетами, и говорила:

— Уф, ты такая же испорченная, как и Дикс. Он никогда не понимал моей любви к бриджу.

В тот же день она как-то по-особенному посмотрела на меня:

— Что с тобой, Розалинда? Ты выглядишь подозрительно счастливой. Твое милое личико лишилось обычного унылого выражения. Ты что, слушала, как его там, своего Бульховина?

Я отрицательно покачала головой в ответ на ее насмешку. Китс постоянно дразнила меня из-за моего пристрастия к музыке. Больше всего доставалось Бетховену. Она никогда не слушала музыку и не способна была даже отличить Бетховена от Баха, но это не мешало мне ее любить. Если бы все в мире были одинаковыми, то это был бы очень скучный мир. Я сказала:

— Нет, просто сегодня я чувствую себя счастливой. Наконец наступил «великий» день нашей встречи.

Я надела свой черный костюм, но, взглянув на себя в зеркало, решила, что выгляжу в нем слишком мрачно, и сняла его. Затем примерила серый. Он шел мне еще меньше. В нем я казалась слишком бледной и какой-то бесцветной. Я перемерила почти все вещи из своего гардероба и снова вернулась к черному костюму. В конце концов, на улице был март и дул очень холодный ветер. Немного поразмыслив, я пришла к выводу — что бы я ни надела, Ричарду все равно будет стыдно за меня.

С отчаянием я бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале. Стройная фигурка в черном костюме и синей блузке с отложным воротничком. Перебрав несколько шляпок, я выбрала маленькую черную с синей вуалью, доходившей мне до подбородка. И эта маленькая деталь вдруг изменила весь мой облик. Вместо скромного секретаря на меня смотрела соблазнительная таинственная незнакомка.