Токсичный роман - Хезер Димитриос

Ты и твои родители – идеальная команда из трех. Они обожают тебя, дают тебе много свободы. В последний раз, когда я была у тебя дома, твой папа сел за пианино и начал играть мелодии Леди Гаги, а твоя мама настояла на том, что мы должны танцевать. Такие люди не сажают детей под домашний арест до конца жизни. У вас нет невидимой пыли и Великана. Ты даже не можешь понять, каково это.

– Пожалуйста, – говоришь ты сексуальным тоном, опустив подбородок, взгляд напряженный, а губы слегка надуты.

– Ты пользуешься моей слабостью, – дразню я. – Ты же знаешь, как я покупаюсь на этот взгляд.

– Это значит «да»? – спрашиваешь ты, а твои глаза светлеют.

– Это не «нет», – вздыхаю я. – А этот сюрприз не может произойти во время рабочих часов?

Ты качаешь головой:

– Никак нет. Мои сюрпризы происходят только в часы рок-звезд. Мы открываемся ровно в полночь.

Я даже не думаю о том, чтобы испытывать раздражение из-за того, что тебя будто вообще не беспокоят последствия твоих сюрпризов или что ты не слышишь, что я расстроена. Таков ты: строишь замки в небе, стаскиваешь меня у Великана, у моей мамы. После нескольких лет заточения в доме наконец меня спасают. В сказках принцесса не говорит своему рыцарю в сияющих доспехах, что он пришел невовремя.

Я не вижу, как хорошо ты манипулируешь мной своими милыми взглядами, поддразниваниями и мягким, но настойчивым давлением. Уйдут месяцы на то, чтобы я перестала покупаться на эту фигню. Каждый. Раз. Прямо сейчас я просто вижу тебя.

И не могу перестать смотреть.

– Ты не жалеешь, что влюбился в кого-то с комендантским часом в 11 вечера? И родителями-психопатами?

– Не-а. Тем больше идей, о которых можно писать, – говоришь ты.

– Не понимаю, – шепчу я.

– Не понимаешь чего?

– У тебя могла бы быть любая девушка в школе, да и некоторые из парней. Почему я?

Ты склоняешь голову, изучая мое лицо.

– Ты понимаешь меня, – говоришь ты. – Никто не понимает меня, как ты. – Ты прижимаешь свой лоб к моему. – Не вредит и то, что ты самая сексуальная девушка в школе.

Я фыркаю:

– Я была согласна с тобой до «самая сексуальная».

– Стой, – ты отстраняешься. – Ты серьезно не видишь то, что вижу я?

По шее бежит румянец, достигая щек, как красный плющ, который все больше ползет вверх, пока ты смотришь на меня.

– Гэвин. Это просто… – Я вскидываю руки. – Очевидная неправда.

– Ты так думаешь из-за своих дурацких родителей. Они тебя не ценят. Они тебя не видят.

Я отворачиваюсь в раздумьях. Помню, как на рождественской фотографии-открытке в прошлом году не было меня. Мама сказала, что не смогла найти хорошую фотку со всеми нами, так что на ней были только она, Великан и Сэм.

– Не знаю, – говорю я тихо.

– А я знаю. Ты просто идеальна. – Ты касаешься пальцем моего подбородка и поворачиваешь мое лицо, чтобы мы снова смотрели друг на друга. – Я серьезно.

Я провожу остаток шестого урока, прижимаясь губами к твоим, и мы не перестаем целоваться, пока не звенит звонок.

– Увидимся ночью, – шепчешь ты.

Я улыбаюсь, пьяная от тебя.

– Я уж надеюсь, это что-то стоящее.

Ты ухмыляешься:

– О, это так.

Раздается тихий стук в окно.

Я его ждала. Выскальзываю из кровати уже полностью одетая: на мне самое откровенное летнее платье, ведь сейчас май, и ночи теплые. Я машу, и ты улыбаешься, касаясь края шляпы, как истинный джентльмен.

Я колеблюсь у двери, старательно прислушиваясь. Тишина. Я смотрю на окно, уже почти готовая отменить это все, но ты уже ушел и ждешь меня у раздвижной двери. Мы делали это почти каждую ночь после того, как ты меня поцеловал, и потому у нас налаженная система.

«Стоит ли он того?» – спросила меня Бет по телефону, когда я рассказала ей о вылазках.

Стоишь ли ты того, чтобы попасть в неприятности? Стоишь ли домашнего ареста на остаток моей жизни?

«Да, – сказала я. – Думаю, стоит».

Никто не может понять, что мы с тобой испытываем друг к другу, какое это глубокое чувство. Совсем немного времени понадобилось, чтобы ты стал самым важным человеком в моей жизни. Самым важным. Я никому этого не говорю, особенно тебе, но я почти уверена, что ты моя родственная душа. Мне нравится представлять, как мы постареем вместе, наши руки – узловатые, в венах и пятнах и все еще держатся друг за друга. Мне нравится думать, что ты не сможешь перестать смотреть на меня, даже когда у тебя будут двухфокусные очки и катаракта.

Я выскальзываю из комнаты и на цыпочках иду по застеленному ковром коридору, осторожно переступая скрипящие места.

– Куда мы идем в этот раз? – шепчу я, когда мы с тобой отходим от дома.

Твои глаза встречаются с моими, а уголки губ поднимаются:

– Увидишь.

Мы бежим зигзагом по улице, прыгая из тени в тень. Это становится игрой – кто может прыгнуть дальше? Пять минут спустя мы стоим перед школой. Ты тянешь меня в густую темную тень возле библиотеки за секунду до того, как проезжает полицейская машина. В нашем пустынном пригороде для копов не редкость остановить любого молодо выглядящего человека на улице после десяти вечера. Вот тогда по телевизору транслируют: «Двадцать два часа. Ваши дети дома?».

Я почти хнычу от страха: страшно даже представить, как мне влетит, если меня поймают. Я испытываю свою удачу, знаю.

– Гэв, может, нам не стоит…

– Почти пришли, – шепчешь ты, сжимая мою руку.

Я отстраняюсь, качаю головой:

– Серьезно, ты не представляешь, как плохо это может обернуться для меня.

– Чего ты боишься? – говоришь ты, проводя пальцами по моему подбородку.

– Всего.

Быть с тобой – как находиться в свободном падении, и никакого места для приземления не видно.

– Вот почему нам нужно это сделать, – говоришь ты, целуя меня в лоб. – Ты не пожалеешь.

Если бы я была такой же храброй, как ты. Если бы у меня было сердце искателя приключений. Я стою неподвижно несколько секунд, думаю, стоит ли он того?

– Хорошо, – шепчу я.

– Моя умница.

Моя умница.

Я дрожу, улыбаясь, пока ты ведешь меня к открытому амфитеатру.

Сегодня ночью светит почти полная луна, и она омывает территорию школы серебряным светом. Без всех учеников и общего хаоса школа становится таинственной, даже волшебной. Мне кажется, я могла бы ставить сцену из «Сна в летнюю ночь». Я бы поставила тебя в амфитеатре на передней части сцены справа, прямо там, где лунный свет ярче всего. Ты тянешь меня именно туда.