Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович

– Позвольте, Константин Станиславович, – вмешался барон фон Кнорринг, – во Львове с октября месяца действует жандармское управление со штатом в сто пятнадцать человек, которому уж никто не мешает заниматься сыском.

– Вы правы, ваша светлость, – повернулся Новогребельский к барону, – однако во Львове мы имеем еще более серьезную проблему. Город наводнен враждебным интересам России населением, коим являются евреи. Свойственная этой национальности солидарность, хитрость и эластичность совести создают то положение, при котором питаемая к русским вражда выливается в форму предательского шпионажа, провокаций и пропаганды. Если в борьбе с открытым врагом можно достигнуть победы посредством честного боя, то в борьбе с мирным населением – а евреев приходится признавать мирным населением вопреки действительности – общепринятые на войне способы неприменимы, так как гуманность не позволяет прибегать к ним во избежание упреков в варварстве.

– Ну, это все общие рассуждения, – недовольно поморщился Бобринский, – притом заметьте, что подрывных элементов из числа поляков и русинов у нас не меньше.

– Совершенно верно, господин губернатор, – уверенно продолжал начальник штаба, – однако я глубоко убежден, что если в числе шпионов или предателей попадаются христиане, то это лишь те несчастные, которых еврейство использует для своих целей, а следовательно, если бы возможно было подорвать корни, ветви сами собой засохнут из-за отсутствия питания. Шпионаж глубоко конспиративен, а в среду еврейства проникнуть почти невозможно. Поэтому, естественно, пока не будет уничтожен этот коварный враг, все наши усилия по поимке шпионов не дадут нужных результатов.

– И у вас, безусловно, есть соображения по нейтрализации трети городского населения Галиции? – не скрывая иронии, спросил князь Трубецкой.

– Да, – решительно ответил Новогребельский, – я предлагаю хирургическое средство: интернирование всего поголовно еврейства в отдаленные губернии России, притом под более чем суровый надзор. Только так можно разрядить атмосферу, создаваемую этим так называемым мирным населением, которое в действительности, словно вражеская армия, кольцом охватило наши войска и давит их шпионажем, распространяет слухи, деморализует солдат, развращает и убивает живой дух, бодрость и силу.

Он замолк, вытащил из кармана платок и стал нервно вытирать выступивший на лбу пот.

Бобринский пребывал в нерешительности и сомнениях. Он не спеша открыл золотой портсигар, украшенный монограммой с царской короной, и в некоей задумчивости, не предложив присутствующим, достал английскую сигарету. Было видно, что эмоциональный доклад начальника штаба был воспринят им без особого энтузиазма. Идея массовой депортации евреев его определенно не вдохновляла. Нечто подобное он уже слышал от командующего Одиннадцатой армией. Правда, тот предлагал более оригинальный способ: переместить евреев в выделенную для этого полосу вдоль румынской границы, что, по замыслу автора проекта, дало бы возможность не только избавить коренную Россию и вновь занятые земли от нежелательного и крайне вредного элемента, но и позволило бы евреям беспрепятственно вернуться через Румынию в страну, «подданными который они имеют высокое счастье состоять и покровительством правительства которого они, несомненно, в высшей степени будут удовлетворены и вознаграждены в убытках, вызванных выселением».

Вообще, губернатор не силен был в вопросах контрразведки, поэтому и пригласил на совещание своих первых помощников и теперь ждал от них дельных слов.

Первым заговорил князь Трубецкой:

– Мне кажется, массовая депортация евреев в нынешних условиях – ошибочное решение. Это может нанести непоправимый урон престижу армии и вообще России. А что касается враждебной настроенности местных евреев, то нельзя забывать, что они – подданные противоборствующей страны и, естественно, невольно вынуждены действовать в ее интересах. И потом, вы же знаете, положение евреев в Австро-Венгрии значительно отличается от такового в России, и ожидать от них иного поведения было бы глупо. С этим фактом, генерал, к сожалению, следует смириться.

– Я тоже так полагаю, – не замедлил поддержать его барон фон Кнорринг, – дело, пожалуй, не в евреях, я бы сказал, не только в них. Мне кажется, чинам вашего Особого отделения и жандармского управления не хватает немного упорства и настойчивости. Потом, дела идут плохо не только со шпионами. Вам до сих пор не удалось изловить даже обычную банду преступников в военных мундирах. А это не меньше подрывает наш авторитет, не говоря уже о том, какой ужас наводит на население.

Барон имел в виду серию грабежей в городе, осуществляемую загадочной бандой в форме российских военнослужащих. С местными уголовниками новой администрации удалось разобраться. Для этого достаточно было казнить десятка полтора грабителей, пойманных с помощью гражданской стражи. Один из главарей шайки разбойников из Винников был расстрелян прямо в женской одежде и платке – наряде, в котором совершал налеты. А вот попытки заманить в расставленные ловушки бандитов в гимнастерках, внедрить к ним специально присланных для этого агентов из числа уголовников Одессы и Умани оказались безуспешными. Эти неудачи, а также то обстоятельство, что громилы располагали точными данными о местах хранения ценностей, невольно наводили на мысль, что они имели свои источники в полиции и жандармерии.

Новогребельский не стал спорить. На последний упрек ему нечего было ответить. К тому же губернатор и его помощники еще не были уведомлены о ночном случае на Знесенье, где опять же неизвестные военные сбили замок склада фирмы «Волькенберг» и похитили несколько бочек с ромом и спиртом на сумму пять тысяч крон, не забыв забрать кошелек с двадцатью кронами у сторожа – Хаима Корба. Судя по красным погонам грабителей, к делу могли быть причастны стоявшие накануне биваком на пустыре рядом солдаты восемнадцатого обозного батальона, но командир Добровольский клялся, что ни от одного из солдат не слышал запаха спиртного, что, безусловно, являлось стопроцентным алиби.

– Да-с, да-с, Константин Станиславович, именно так, – оживился губернатор, – вам непременно следует пересмотреть всю работу ваших ведомств, и сделать это незамедлительно. Что касается ваших доводов в отношении евреев… Я должен признать, что определенный резон в них есть. Только, будьте добры, без этих поголовных депортаций. Высылка евреев в Россию и связанные с этим неизбежные расходы, загромождение железных дорог при скудности подвижного состава… наконец, занесение в наши области заразы как политического, так и чисто санитарного характера не будет приветствоваться в Киеве, и тем более в Петрограде.

Немного подумав, он добавил:

– Я бы еще указал на проблемы, связанные с чинимыми беспорядками в городе нашими армейскими структурами. Вы представляете, господа, – повернулся он к помощникам, – какой-то корпусной комендант, не явившись предварительно ни ко мне, ни к кому-либо из начальствующих лиц, начал заводить в городе свою агентуру, потребовал от чинов городской полиции наряды, произвел обыски и аресты целого ряда лиц, которых увез к себе, а затем начал возвращать во Львов в мое распоряжение, без всяких указаний, в чем подозреваются эти лица. Не говоря уж о том, что обыски во Львове, где функционирует жандармское управление, нельзя производить без ведома его начальника, так как можно нарушить его рабочие планы. А кстати, что это за перспективный сигнал вы упомянули? – спросил он Новогребельского.