Антология шпионажа - Анатолий Вилинович

Шел XX в. с его бурными революционными событиями. Возрастала реакционность английской буржуазии, которая стремилась теперь объединиться с любыми союзниками из лагеря церковной реакции. Иезуитская версия встречала все более благосклонное отношение, t Конечно, иезуиты не были бы сами собой, если бы их рассказ состоял из одной, легко разоблачаемой неправды. Напротив, в нем было немало того, на что упорно закрывали глаза сторонники традиционной истории заговора. Иезуиты били по самому слабому месту своих противников – попытке приукрасить облик тогдашних правителей Англии и, прежде всего, Роберта Сесиля, нежеланию признать, в какой мере развитию заговора содействовали агенты-провокаторы, в какой степени этот заговор был в прямых интересах всесильного министра, искавшего предлога для восстановления в полной силе елизаветинского законодательства против католиков.

Однако защитники иезуитов утверждали нечто более: весь «Пороховой заговор» был изобретен Робертом Сесилем, и иезуиты, чистые, как невинные младенцы, узнали о планах Кетсби лишь на самой последней его стадии, и в душе ужасались неслыханному делу, но не могли ничего поделать – их уста смыкала тайна исповеди.

Многое в них остается непонятным. Например, сам подкоп, который вели конспираторы из Винегр-хауза. По версии, исходившей от правительства, оно получило сведения о нем только из уст арестованных заговорщиков, намного позже ознакомления с письмом Монтигля и начатых розысков. Правдоподобно ли, что во время этих розысков не был обнаружен подкоп из близлежащего дома, который принадлежал заведомому участнику заговора Томасу Перси? И куда девалась земля, вырытая во время подкопа? Вряд ли, такое количество земли можно было разбросать по территории прилегающего к дому крохотного сада, не возбуждая любопытства соседей и прохожих на столь многолюдном месте, как площадь перед парламентом.

Еще более таинственным в истории «Порохового заговора» является вопрос о самом порохе. Как язвительно писал второй отец Джерард, «сразу же после обнаружения пороха правительством этот порох исчезает из истории». При расследовании заговора тщательно изучались всякие, иногда совсем ничтожные мелочи, а такой важнейший вопрос остался в тени. Для взрыва требовалось много пороха. А порох с 1601 г. был государственной монополией и хранился под строгим контролем в Тауэре. Его расходованием заведовал близкий друг Сесиля граф Девоншир, а также его заместители Сэрью и Брукнер. Когда впоследствии возникла нужда в связи с финансовыми расчетами проверить расход взрывного вещества, это было разрешено сделать за годы с 1578 по 1604. Иначе говоря, расследование было оборвано как раз на годе «Порохового заговора». Бумаги о расходе пороха за этот год позднее оказались и вовсе затеряны.

Еще одна деталь. В первых правительственных отчетах упоминалось о внутренней двери, ключ от которой находился в руках правительства и через которую можно было проникнуть в подвал, где лежал порох. Именно через эту дверь, согласно первому отчету, сэр Томас Нивет «случайно» зашел в подвал и встретил там Фокса. В последующем отчете упоминание о двери исчезло – она мало согласовывалась с утверждением, что правительство еще ничего не знало о заговоре. Взамен появился визит лорда-камергера. В результате противоречащих друг другу известий сообщалось, что Фокса арестовали в подвале, или на улице около подвала, или даже в его собственной квартире.

Большая часть того, что было известно о заговоре, основывалась на напечатанном вскоре после его раскрытия официальном правительственном отчете. Прежде всего, он основывается на показаниях арестованных, в большинстве случаев данных под пыткой или под угрозой пытки (официально пытке был подвергнут только Гай Фокс, но в переписке Сесиля обнаружены доказательства, что пытали и других обвиняемых). Ученые внимательно исследовали протоколы допросов и убедились в том, что верховный судья Кок нередко своей рукой «исправлял» показания, вычеркивая казавшиеся «неудобными» места и вставляя нужные ему фразы.

Но самое существенное об истории заговора стало известно из исповеди, написанной в тюрьме Томасом Винтером, единственным остававшимся в живых руководителем «Порохового заговора». Вокруг этого документа еще более сгущается тень подозрений. Но, чтобы рассказать о них, нам придется на время отвлечься далеко в сторону.

Читатель, вероятно, не забыл Томаса Фелиппеса, сыгравшего столь большую роль в заговоре Бабингтона и процессе Марии Стюарт, того самого опытного шифровальщика и подделывателя писем на различных языках, которого столь ценил Уолсингем. Правда, Сесиль счел возможным перевести старого шпиона на пенсию. Отлично понимавший, в чем дело, Фелиппес написал верноподданническое письмо Якову I, уверяя, что он, маленький человек, не имел никакого отношения к казни матери его величества. Он, Фелиппес, просто занимался расшифровкой писем по приказу начальства. Хотя король не был чрезмерно привязан к памяти матери, он любил соблюдать внешние приличия, и петиция Фелиппеса осталась без ответа.

Между тем отставной шпион, занимая выгодную должность в управлении Лондонского порта, не терял надежды завоевать признательность Сесиля и снова оказаться у него на службе. Внимательно приглядываясь к приезжающим и уезжающим пассажирам, Фелиппес учуял назревающий заговор и решил произвести розыск на собственный страх и риск.

С этой целью Фелиппес надумал завязать тайную переписку с признанным руководителем эмигрантов и многолетним организатором заговоров Хью Оуэном в Брюсселе. Переписка оказалась односторонней, так как не менее опытный интриган Оуэн заподозрил подвох в письмах, приходивших от некоего «Винцента» (так подписывал свои послания Фелиппес). Однако такое препятствие, не могло остановить старого подделывателя писем, которых великодушно взял на себя сочинение и ответных посланий Оуэна, фигурировавшего под именем «Бенсон».

Фелиппес не учел одного, что не только он, но и Роберт Сесиль прошел школу Уолсингема. Сравнив перехваченные письма «Винсента» и «Бенсона», Сесиль сразу же сообразил, в чем здесь дело. В январе 1605 г. разгневанный министр приказал арестовать шпиона, который во всем сознался. Жалуясь на бедность, шпион открыл еще один мотив своих действий: он хотел через Оуэна, связанного с мадридским двором, попользоваться деньгами, которые щедро рассыпал испанский посол в Лондоне, чтобы укрепить партию сторонников недавно заключенного мира. Если бы только служащий Лондонского порта мог знать, что несметно богатый Сесиль и здесь обогнал его, сразу же после заключения мира приняв пенсию от испанского правительства, которому обещал выдавать английские государственные секреты.

За самовольное вмешательство в государственные дела Сесиль отправил Фелиппеса в тюрьму, где тот и оставался до весны. Свой досуг шпион заполнял покаянными письмами и просьбами о прощении и предложениями быть полезным.

Старый шпион на этот раз не лгал. После освобождения из тюрьмы Фелиппес был разоренным человеком. Он только и мечтал поправить свои дела, нанявшись к Сесилю. Вместо этого в январе 1606 г., за несколько дней до суда над участниками «Порохового заговора», Фелиппеса снова арестовали и посадили в Тауэр.