Как Гитлер украл розового кролика - Джудит Керр

Прошло около часа, прежде чем еда наконец оказалась на столе. К этому времени Анна уже так устала, что ей было все равно, есть или не есть. Но она не стала ничего говорить, ведь мама потратила так много сил на приготовление ужина. Уже почти засыпая, они с Максом быстро все съели и свалились в кровати.

Через тонкую перегородку были слышны приглушенные голоса и звяканье тарелок. Видимо, мама и папа убирали со стола. Засыпая, Анна заметила:

— Забавно: когда мы жили в Берлине, Хеймпи часто готовила жареную картошку с омлетом. Она всегда говорила, что это легко и просто.

— Думаю, маме нужно еще попрактиковаться, — ответил Макс.

Когда Анна проснулась, было уже светло. Сквозь просвет между желтыми занавесками виднелась полоска яркого утреннего неба над крышами. Анна почувствовала запах готовящейся еды и услышала какое-то постукивание. Она не сразу догадалась: это папа в соседней комнате печатает на машинке. Кровать Макса была пуста. Должно быть, Макс тихонько вышел из комнаты, пока она спала. Анна встала и, не одевшись, выглянула в прихожую. Мама и Грета, видимо, разобрали вещи: чемоданов уже не было, а через открытую дверь было видно, что мамина кровать снова превратилась в софу. Тут и сама мама вышла из столовой.

— Вот и ты, дорогая, — сказала она Анне. — Выходи и позавтракай, хотя уже скоро обедать.

Макс устроился за обеденным столом: пил кофе с молоком и отщипывал кусочки от тонкого и невероятно длинного батона.

— Это багет, — объяснила мама. — «Багет» означает «палочка». Батон, похожий на палочку.

Анна попробовала кусочек — ей понравилось. Кофе тоже был хороший. Тарелки и чашки прекрасно смотрелись на столе, покрытом красной клеенкой. И вся комната казалась уютной и теплой, несмотря на ветреный ноябрьский день за окном.

— Как здесь хорошо, — сказала Анна. — В «Гастхоф Цвирн» нельзя было завтракать в пижаме.

— Немножко тесновато, — заметила мама. — Но мы привыкнем.

Макс потянулся и зевнул:

— Хорошо иметь свой собственный угол.

Но хорошо было не только то, что теперь у них была квартира. Анна сначала не могла сформулировать, что именно. Она взглянула на маму, разливавшую кофе, на Макса, раскачивавшегося на стуле (хотя ему сто раз говорили так не делать). Через тонкую перегородку доносились звуки печатающей машинки… Папа…

И вдруг поняла!

— Неважно, где мы. Главное, что мы вместе.

Днем папа повел их гулять. Они поехали на метро, и там стоял особый запах. Пахнет чесноком и французскими сигаретами, объяснил папа. Анне запах понравился. Они увидели Эйфелеву башню (но подниматься не стали: это слишком дорого) и место захоронения Наполеона. И наконец оказались у Триумфальной арки — совсем недалеко от их дома. Было уже довольно поздно, но Макс заметил, что на арку еще можно подняться, и стоило это недорого — возможно, потому что она была гораздо ниже Эйфелевой башни. Они поднялись наверх. Кроме них больше никто не захотел подниматься на Триумфальную арку таким холодным темным вечером: лифт был пуст. На смотровой площадке Анну встретил порыв ледяного ветра и колючие капли дождя, и она решила, что подняться сюда — не самая лучшая идея. А потом посмотрела вниз — и ей показалось, что она стоит в самом центре огромной сияющей звезды. Звездные лучи тянулись во всех направлениях: это были дороги, освещенные фонарями. Приглядевшись, Анна увидела огни машин и автобусов. Огни двигались вокруг арки, образуя яркое светящееся кольцо. Вдалеке виднелись неясные очертания куполов и шпилей и мерцающая макушка Эйфелевой башни.

— Правда, прекрасный город? — воскликнул папа.

Анна взглянула на папу. У него на пальто не хватало пуговицы, ветер продувал его насквозь, но папа, казалось, этого не замечает.

— Прекрасный, — согласилась Анна.

Было здорово снова оказаться дома, в тепле. На этот раз Грета помогла маме с готовкой, и ужин поспел вовремя.

— Ну что, выучили что-нибудь по-французски? — спросила мама у детей.

— Конечно, нет, — опередила всех Грета. — На это уйдут месяцы.

Но Анна и Макс уже запомнили несколько слов — слышали, как их произносят папа и люди на улице. Они могли сказать oui и non, и merci, и au revoir и bonsoir, madame. А Макс особенно гордился фразой trois billets s’il vous plaît[4], которую употребил папа, покупая билеты на метро.

— Скоро вы будете знать еще больше, — заверила их мама. — Я наняла одну даму, которая будет давать вам уроки французского. Она придет уже завтра.

Даму звали мадемуазель Мартель. Анна и Макс постарались приготовить к уроку все необходимое. Папа одолжил им старый французский словарь, а мама раздобыла бумагу для письма. Не хватало карандашей.

— Сходите и купите их, — предложила мама. — Магазин на углу.

— Но ведь мы не знаем французского! — воскликнула Анна.

— Ничего страшного, — успокоила ее мама. — Возьмите с собой словарь. Я дам вам обоим по франку, а сдачу оставите себе.

— Как по-французски «карандаш»? — спросил Макс.

— Un crayon, — это прозвучало не так по-французски, как у папы, зато мама знала довольно много слов. — А теперь идите — быстренько!

Они самостоятельно спустились на лифте (была очередь Анны нажимать на кнопку), и Анна почувствовала себя очень уверенно. Она не утратила решимости, даже когда выяснилось, что магазин довольно большой и торгует не столько канцелярскими товарами, сколько конторским оборудованием. Крепко сжимая в руках словарь, Анна первой вошла в магазин и произнесла звонким голосом:

— Bonsoir, madame!

Хозяин магазина удивленно взглянул на них, и Макс ткнул Анну в бок:

— Это не madame — это monsieur[5], — прошептал он. — И, кажется, bonsoir — это «добрый вечер».

— Ой, — сказала Анна.

Но хозяин магазина не обратил на все эти мелочи внимания. Он улыбнулся и что-то сказал по-французски. Они ничего не поняли и улыбнулись в ответ.

Анна произнесла исполненным надежды голосом:

— Un crayon!

И Макс добавил:

— S’il vous plaît.

Хозяин магазина снова улыбнулся, порылся в картонной коробке рядом с кассой, достал превосходный красный карандаш и протянул Анне.

Анна была так довольна происходящим, что забыла сказать merci и так и стояла с карандашом в руке. Надо же, как все легко!