Опоздавшие - Хелен Кляйн Росс

Потом Дотти собрала карты и спрятала их в твердый кожаный футляр, поскольку поезд въезжал в Центральный вокзал Нью-Йорка.

Когда Сара ступила на платформу, залитую светом сквозь стеклянную крышу огромного дебаркадера, ее охватил трепет перед человеческой изобретательностью и усердием. Она как будто очутилась в тоннеле из металла и солнца. Сколько же чудес уготовил нынешний век, думала Сара, стараясь не отстать от миссис Кэнфилд, пробиравшейся сквозь толпу пассажиров.

На вокзале еще сохранилось убранство к столетию Линкольна, которое отмечалось на прошлой неделе. Стена шириною с поле была целиком задрапирована американским флагом. Вдруг вспомнились гирлянды, которыми Сарин кружок вышивания украсил подиум в веллингтонской ратуше. Сейчас их творения выглядели мишурой по сравнению с красно-бело-синими сборчатыми полотнищами, растянутыми от потолка до пола, и вертушками размером с вагонное колесо, разгонявшими вокзальную духоту.

Миссис Фелпс из «Церкви земли и моря», крупная, сильно напудренная дама в мехах, встречавшая гостей под золотыми часами у расписания поездов, в ответ на восторги миссис Кэнфилд прихлопнула руками в перчатках:

– Видели бы вы, что здесь было неделю назад! Зрительские места стояли амфитеатром, а хор Метрополитен-оперы в красно-бело-синих одеждах изображал государственный флаг!

«Нью-Йорк воистину “сногсшибатель”», – подумала Сара, вспомнив последний приезд цирка в Веллингтон. Клоун вывез на тележке огромный красный конус, на боку которого было написано СНОГСШИБАТЕЛЬ. Перескочив через барьер, коверный собрал у публики всякие мелкие вещицы и одну за другой затолкал их в узкий конец конуса. Барабанная дробь, ахнули тарелки, взрыв – и из раструба вылетели предметы, невероятно изменившиеся в размерах: носовой платок стал простыней, монета – золотым слитком, бутоньерка Сариного отца – большим цветущим деревом.

Сара любила ездить в Нью-Йорк, однако с не меньшей охотой возвращалась домой к не столь лихорадочной жизни. Обитай она в Нью-Йорке, и, пожалуй, умерла бы от хронического перевозбуждения.

* * *

– Поедем подземкой, хорошо? – сказала миссис Фелпс, возглавив процессию. – В такую погоду это самый удобный вид транспорта. В двуколку мы все не поместимся, а трамвай весьма ненадежен. Стоит снегу слегка припорошить рельсы, как вожатому приходится поминутно выходить, чтоб лопатой расчистить пути.

В вагоне усевшись на плетеное сиденье, Сара расправила юбку, дабы не зацепиться за вылезший прутик, – однажды вот так вот отец порвал брюки. Клара и Дотти расположились по бокам от нее, но скрежет колес не давал разговаривать, позволяя только молча разглядывать других пассажиров, которыми в это время дня были в основном дамы. Оказалось, нынче в моде приталенные пальто без накладных плеч. А шляпки! Всевозможных форм, они были украшены не только лентой, но и перьями. Головной убор женщины, что сидела напротив, венчал целый веер ярких перьев. Похоже, кампания по защите птиц, развернутая миссис Рузвельт и Одюбоновским обществом, не убедила нью-йоркских модниц.

Над шляпками сияли рекламные плакаты, расхваливавшие превосходные свойства крахмала для стирки, тонизирующих напитков, виски, полироля для плит. Мужчина на рекламе сигар «Белая сова» весьма походил на Эдмунда.

После бала у Редфилдов Сара и Эдмунд несколько раз виделись. Сару взволновало, что вскоре после маскарада Эдмунд нанес визит в Холлингвуд. Предлогом стала необходимость консультаций с ее отцом по городским делам, но долгий взгляд Эдмунда на Сару раскрыл ей истинную цель его прихода. Похоже, ее понял и отец. Якобы за какими-то бумагами он ушел в свой кабинет, где пробыл неоправданно долго, оставив молодых людей наедине. В гостиной им никто не мешал, и только Нетти бесшумно подала чай.

Больше всего Сару впечатляла прямота ее избранника. Эдмунд не заигрывал, не хвастал, не льстил. Невзирая на лица, он всегда говорил, что думает. Видимо, это качество и направило его на стезю юриста.

Однако Сару тревожило, что их сухая беседа забиралась в столь высокие сферы, где невозможно укорениться любви.

Например, во время их уединения Эдмунд рассказал, сколько дюймов снега выпало в нынешнем году, и детально поведал о матушкином средстве от гриппа – настое хрена с засахарившимся медом. Слушая его, Сара впала в отчаяние, ибо разговор их уподобился заплутавшему кораблю и она, неопытный капитан, никак не могла выправить его курс.

Сара слышала о женских уловках направлять разговор, но сама ими не владела. В школе Кэтрин Бичер она постигала только академические предметы, необходимые для раннего умственного и духовного развития ее будущих детей. Кое в чем ей остро не хватало материнской подсказки, которую получали другие девушки. Хотя вот Рейчел спокойно обходилась без наставлений. На последнем благотворительном обеде Сара поразилась, увидев, как мужчины, окружившие сестру, завороженно внимают ее рецепту фруктового печенья.

Вдруг Эдмунд сочтет ее провинциалкой? Ведь он побывал в Европе. А она не осмелилась отъехать дальше Хартфорда, где располагалась школа Кэтрин Бичер.

Сара была рада еженедельным поездкам в Нью-Йорк, позволявшим найти новые, интересные Эдмунду темы для бесед.

* * *

На станции «Спринг-стрит» они вышли из вагона и поднялись на улицу, где, огибая сугробы, сновали толпы прохожих, стояли лошади, привязанные к бетонным поилкам, пустым или с замерзшей водой (бедные лошадки! как им утолить жажду зимой?), и торговали яйцами, приправами, живыми курами и утками зычные лоточники.

На углу Мотт-стрит миссис Кэнфилд попросила полицейского быть их провожатым. После пересечения с Кэнал-стрит дорога стала немощеной, тротуары исчезли. Под ногами хрустели устричные ракушки, бутылочные осколки, посудные черепки. Возвышались смерзшиеся кучи конского навоза. На каждом углу маячил салун. Дамы приподнимали юбки, старались не запачкать кисточки бот. Нетти намучается, отчищая мои ботинки, подумала Сара.

– Доходные дома теперь принято называть съемным жильем, – сказала миссис Фелпс, шагая вдоль длинного ряда безликих строений, где дыры в разбитых окнах были заткнуты старыми газетами. У Сары сжалось сердце, когда она увидала детские лица, маячившие за стеклами. Близился март, но было не по сезону холодно.

Полицейский вдруг остановился и показал на окно над китайским рестораном:

– Вон там несчастная Элси Сигел нашла свою смерть.

– Кто? – переспросила миссис Пребскотт. Она была туга на ухо, но, отправляясь в Нью-Йорк, слуховую трубку оставила дома.

– Элси Сигел, миссионерка, которую два ее подопечных нехристя задушили и спрятали в сундук, – пояснила миссис Фелпс, после чего Сара прибавила шагу, стараясь быть ближе к полицейскому.[6]

Группа свернула за угол и увидела надпись краской на кирпичной стене: МИССИЯ ЛУКРЕЦИИ БЕЛЛ ДЛЯ ПАДШИХ ЖЕНЩИН И ЗАБЛУДШИХ ДЕВИЦ.