Порнографическая поэма - Майкл Тернер

— Ты что-то там прячешь, не так ли? — Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. — Ты ничего не стирал на том рисунке, да?

Я сухо улыбнулся, понимая, что за обедом сестра будет долго и много об этом говорить. Но я так же знал, что эта болтовня может обернуться мне на пользу, потому что отвлечет мать от того, что сказала ей по телефону миссис Смарт. Я также знал, что сестра еще не въехала в ситуацию, а потому не представляла серьезной угрозы. Я медленно закрыл дверь, зная, что она стоит на пороге. В эту игру мы играли не раз и не два. Сестра становилась как можно ближе к двери, словно спрашивая меня, решусь ли я ударить ее по носу. На этот раз я ударил, легонько. Она заверещала так, будто я врезал ей кирпичом. Я запер дверь, потом сунул фотографию под матрац. Услышал, как мать торопливо поднимается по лестнице. «Хорошо, — мелькнуло в голове. — Будет о чем поговорить за обедом».

Я вплыл в кухню и занял свое место за столом. Меня переполняла уверенность в себе, поэтому я решил сразу перейти в наступление.

— Сегодня я испортил Нетти настроение, — признался я, дождавшись, когда мать поднимет голову. — Сказал ей правду. Что рисунки не очень хорошие. Нет, по раскадровке я, конечно, понял ее замысел, но вот качество — не фонтан.

Мать кивнула, положила мне на тарелку свиную отбивную. Сестра смотрела на морковку.

— Иногда с правдой надо быть очень осторожным. — Мать обращалась к нам обоим, как учительница на уроке.

— Да. — Я взял картофельного пюре. — Видно, я перестарался. Наверное, потому что злился на нее из-за раннего звонка. — Я посмотрел на сестру и пожал плечами.

Она скорчила мне злобную гримаску, словно слова о правде требовали от нее немалых жертв. Но я ее не смог провести, мою сестру. Она знала, как я умен. Что же касается матери… она просто улыбнулась. Думаю, порадовалась тому, что ей с такой легкостью удалось донести до нас еще одну истину жизни. Пододвинула ко мне миску с нарезанной кружочками свеклой. Я положил несколько на тарелку, уже зная, что о фотографии судьи разговор не зайдет.

После обеда мы втроем переместились в гостиную смотреть телевизор. Мне-то, конечно, хотелось побыстрее подняться наверх и найти более надежный тайник для фотографии. Я посмотрел на сестру. Она сидела на диване, глаза у нее слипались.

— Пойдем, дорогая, тебе пора спать. — Мама обхватила ее за плечи. — Пойдем.

Сестра глянула на меня. Волосы спутанные, глаза-щелочки, на щеке — отпечаток вышивки диванной подушки.

— Я не устала, — пропищала она, потирая красный цветок, отпечатавшийся на щеке.

— Знаю, что не устала, — добродушно ответила мать, но тебе давно пора спать.

Сестра отвернулась от меня.

— Пожелай брату спокойной ночи. — Мама повернула ее ко мне. Она улыбалась, глядя сверху вниз на сестру, провела рукой по волосам. Сестра сочно мне кивнула. Глаза у нее закрылись. Ротик стал совсем маленьким. Как у девочки на фотографии, что лежала под моим матрацем… почти таким же.

На всякий случай я просидел у телевизора еще час, прежде чем сказал матери, что иду спать. Я не сомневался, что теперь-то сестра точно крепко спит. «Да, а сегодня в восемь „Лоуренс Аравийский“». Блин! Мне нравился этот фильм. И мать это знала. А потому сочла бы странным, если бы я не переменил принятое решение. Зевнув, я остался у телевизора в поисках убедительного предлога. Мать вопросительно посмотрела на меня, помешав процессу.

— Ты в порядке?

— Да-да. — Я решил пойти наиболее простым путем. — Просто немного устал.

Но мать мои слова не убедили.

— Ты, часом, не заболеваешь? — Она пощупала мне лоб.

— Нет, — оттолкнул я ее руку. — Немного устал, вот и все. День выдался длинный, рано встал и все такое.

Мать кивнула, но сомнения у нее явно остались.

— У тебя с Нетти все нормально?

— Мы немного поцапались, — солгал я. — Но завтра опять подружимся.

Мать улыбнулась, словно и хотела услышать от меня эти слова. Потом я поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, и ушел с ощущением, что сделал что-то ужасное.

— Вы онанировали, глядя на фотографию.

— Совершенно верно.

— Но таких мыслей у вас не было, когда Нетти показала ее вам?

— Пожалуй.

— Что изменилось?

— Как только фотография перестала ассоциироваться у меня с кабинетом судьи, она сразу стала другой.

— Какой же?

— Какой я и хотел видеть ее в то время.

10 июня 1975 г.

Мистер Диксон, пожалуйста…

Когда я приду в школу, в последний день занятий седьмого класса, это также будет последний день учебы в начальной школе[7]. Я имею в виду следующее: вернувшись с каникул в сентябре, мы придем уже в новую школу, второй ступени (или среднюю, как ее теперь называют). И придя в нее, мы будем долго ждать (пять полных лет), прежде чем у нас появится возможность принять участие в мероприятии, которое можно провести прямо сейчас. Я, разумеется, говорю о выпускной церемонии. Какой она будет, я могу только фантазировать.

В последний месяц двенадцатого года обучения мы отдалимся от учащихся младших классов, забудем об их существовании. Однако в их глазах мы будем выглядеть героями, совершающими нечто великое. Нас же будет тянуть к одноклассникам, между нами будут устанавливаться прочные связи, ничем не обусловленные, за исключением утверждения, что математики рождаются в одно время, а демографы собираются в одном месте.

Во время предпоследнего уик-энда двенадцатого года обучения нас объявят безумными родители и учителя. Нас будут любовно поощрять делать все то, что разрешено им. Нас будут подталкивать к крайностям… к примеру, пить всю ночь и не приходить домой до утра. Нам предоставят лимузины с шоферами, чтобы отвезти в роскошные отели. Гигантские стереосистемы будут гонять нас по танцплощадкам, пока нам не придется пойти в туалет, чтобы проблеваться. На следующее утро мы будем приходить в себя от этой эрото-насильственной вакханалии, думая о том, чего делать не следовало: от актов вандализма до потери девственности. Список может получиться очень длинным.

Обо всем этом я могу только мечтать.

Но поскольку мы все еще в начальной школе, а администрация не думает о выпускной церемонии, мне остается только фантазировать. И я полагаю, это несправедливо. Почему у седьмого класса не может быть своей церемонии, как у двенадцатого в средней школе?

Нетти Смарт

— Прекрасно, — проговорил я на полном серьезе, возвращая Нетти ее письмо.

— Благодарю, — ответила она. — Я взяла кое-какие журналы, «Нешнл лэмпун» и «Тайм» напечатали статьи о выпускном ритуале. — Нетти сложила письмо и сунула в карман джинсов.