Потерянная - Марго Генер

Я ухмыльнулась про себя, когда он нехотя отвел взгляд от выреза. Стараясь выглядеть под стать придворному этикету, аккуратно поддела локон, который невзначай упал на грудь, и накрутила на палец.

– Что же ты раньше не сказал? – сказала я нараспев. – Король решит, что неуважительно отношусь к его светлости… эм… милости. Величеству? Как правильно?

Лисгард вспыхнул и проговорил глухо:

– Миледи, надеюсь, вы будете более сообразительны в беседе с королем? К нему следует обращаться «ваше величество».

Я пожала плечами и сделала вид, что поправляю пояс.

– Вы просто свихнулись на почтении, – проговорила я равнодушно. – Но как скажешь. Величество так величество.

Мы пошли по витиеватым коридорам Эолума, каждая стена буквально излучает матовый свет и качает воздух, кое-где стоят плоские горшки с землей. Из них зелеными жгутами разрослись ползучие растения. Длинные лианы пустили щупальца к потолку, так и норовят полностью оплести свод.

Я на ходу прикоснулась пальцами к листьям и спросила:

– Кто-то следит за растениями в городе или они сами по себе?

Лисгард бросил едва заметный взгляд на горшки.

– Я, кажется, упоминал, что мы связаны с растениями?

– Нет, – пропела я и захлопала ресницами. – Ты говорил, что солнечные эльфы связаны с лесом.

Он поморщился:

– Неужели не очевидно? Если мы можем взаимодействовать с лесом, то с пучком травы как-нибудь управимся.

Я скривилась и фыркнула. Немного ускорившись, я отошла влево и подняла уши, чтобы высокородный видел, как мне плевать на эолумские условности.

– Может, местным жителям и понятно, – сказала я, оправдываясь. – Куда уж мне, скромной серой эльфийке непонятного роду и племени, до ваших непревзойденных умений.

Лисгард замялся и виновато покосился на меня.

– Каонэль, прошу извинить меня, – сказал он. – Иногда бываю резок. Но и вы, честно говоря, совсем не отличаетесь хорошими манерами. Порой мне кажется, что вы совершенно неуправляемы.

Я чуть не захохотала в голос, но сдержалась и сказала:

– Неуправляема? Я всего-навсего веду себя естественно, а не пытаюсь выглядеть лучше, чем есть.

– Правда? – спросил высокородный, приподняв бровь совсем как отец.

– Хотя нет, вру, – призналась я. – Пытаюсь, даже очень, особенно когда невинно хлопаю ресницами. Но это не считается. Это можно.

В воздухе витает легкий аромат непонятных цветов, нос улавливает, как прямо перемешиваются крошечные частицы пыльцы. В широкие окна врывается озорной ветерок, радостно проносится по изгибам коридора. Шторы между залами царственно колышутся – простая тряпка, а сколько достоинства.

Мы подошли к высокой арке, Лисгард остановился и осторожно развернул к себе.

– Миледи, запомните, что я сейчас скажу, – проговорил он и посмотрел в глаза. – Его величество горячо любим и уважаем народом Эолума. Если вы позволите себе неосторожное слово или жест, это может быть расценено как оскорбление королю. Я вас умоляю, ведите себя максимально прилично.

Лицо высокородного стало жалостливым, я уставилась на Лисгарда. Только теперь поняла, как он переживает.

– Буду стараться, – проговорила я честно.

Белокожий напряженно выдохнул – не поверил ни капли. Затем повернулся и толкнул резную дверь.

В лицо пахнуло ароматами приторных парфюмов и цветочных сладостей. Я сморщила нос и шагнула в огромный зал. По глянцевому полу с гомоном носятся эльфы, хватают друг друга за локти, что-то горячо обсуждают.

Все белокожие одеты в светлое, зал сияет, как полуденное небо. Пришлось на пару секунд зажмуриться. Когда открыла глаза, Лисгард стоял на почтительном расстоянии.

– Смотрю, у вас пунктик насчет света, – проговорила я.

Эльф бросил на меня подозрительный взгляд, я бесхитростно уставилась на него и изобразила улыбку.

Он потер тыльной стороной ладони подбородок.

– Видите ли, Каонэль, – начал высокородный. – Солнечные эльфы рождены светом. Наши души сотканы из его частиц. Эолум – средоточие источника жизни, где мы черпаем бесконечную энергию. Зал собрания – одно из самых светлых мест города.

Я кивнула и подумала – если их души созданы из света, то из чего сделана моя?

На меня с разбегу налетела эльфийка, белоснежный лоб стукнулся в подбородок, я возмущенно шикнула. Эльфийка отскочила назад, тонкие каблуки стукнулись о пол. В голубых, как бирюза, глазах вспыхнуло изумление, уши покорно прижались.

– О, прошу простить меня, – проговорила она сбивчиво. – Я не видела. Весь день голова кругом от… Вы ведь та самая серая госпожа?

Лисгард возмущенно охнул, голубоглазая присела в коротком поклоне, кончики ушей покраснели. Хотела ответить что-нибудь едкое, но увидела, как потемнело лицо белокожего, и промолчала.

Бедняжка мялась и мычала, взгляд Лисгарда приковал ее к полу, еще немного, и эльфийка расплачется. Я махнула рукой и проговорила намеренно беспечным тоном:

– Да-да. Серая. Очень серая. И глаза желтые. Потому, что сову съела.

Голубоглазая растерянно захлопала ресницами, на белых щеках проступило подобие румянца, если так можно назвать крошечные красные пятна. Она отступила на пару шагов и беззастенчиво стала разглядывать меня.

– А вот это уже неприятно, – пробормотала я тихо, но Лисгард, похоже, услышал.

Он прошептал:

– Рэниаль, бесстыжая. Знал же, что не сможет держать язык за зубами.

– Может, я белая ворона? – спросила я таким же шепотом. – В смысле серая. Паршивый единорог в табуне, или как там говорят?

Лисгард громко покашлял, я повертела головой. Эльфы негодующе уставились на нарушительницу порядка, глаза круглые, губы превратились в узкие полоски.

Он подался вперед и проговорил с нажимом:

– Не знаю, из какого вы рода. Потрудитесь назваться, миледи.

Лицо эльфийки снова приобрело белый цвет, мне показалось, с легким оттенком смертельности, губы задрожали.

– Извините, Лисгард, сын Тенадруина, – проговорила она дрожащим голосом. – Моя бестактность непростительна. Я Уртэль, дочь Фариласа.

Брови белокожего сдвинулись, губы пренебрежительно скривились.

– Так и думал, – проговорил он и вскинул голову. – Только оружейники нахально ведут себя с высокородными эльфами.

Я подняла изумленный взгляд на Лисгарда. Лицо будто выточено из мрамора, смотрит грозно, свысока. Уртэль задрожала как осиновый лист, снова присела в поклоне и попятилась, натыкаясь на шныряющих эльфов.

Я повернулась к эльфу, глаза белокожего сузились, скулы поигрывают. Резкие смены милости на гнев делают его похожим на отца.