Игрок 1. Что с нами будет? - Дуглас Коупленд

— А вот конкретно работа чему-то тебя научила? — спросила Рейчел.

— Не буду долго рассказывать о работе. Скажу только, что раньше я очень даже неплохо работал садовником, у меня даже был собственный маленький садоводческий бизнес, пока какие-то… э… нехорошие люди, которые явно не заслужили, чтобы у них была душа… в общем, пока у меня не угнали машину со всем садовым инвентарем. Вот так, собственно, и получилось, что я устроился на работу барменом, и каждый день мне приходится выслушивать все то же самое, что ты, Люк, выслушивал от своих прихожан — разве что в моем случае люди скорее разглагольствуют о своих грандиозных планах или выдают желаемое за действительное над третьим стаканом пива. А так в общем-то те же яйца, вид сбоку.

— А люди хоть иногда говорят — говорили — о чем-то хорошем? Или просто вываливали на тебя все дерьмо?

— Просто вываливали все дерьмо. Наверное, мне надо было пойти в бармены.

— Ты ничего не потерял. Целься ниже, дружище. Продавай кукурузу с уличного лотка. У человека должна быть мечта, но не надо замахиваться на какие-то недосягаемые высоты. Пусть мечта будет скромной и реально осуществимой. — Рик повернулся к Карен. — Теперь твоя очередь.

— Моя? Даже не знаю… Вряд ли я многому научилась у себя на работе. Я работаю секретарем в регистратуре. У трех психиатров. Вижу много людей с психическими отклонениями. И мне кажется, что эти психи… нет, не психи, а люди на крайнем пределе нормального поведения… так вот, они гораздо интереснее, чем так называемые нормальные люди. И я узнала одну любопытную вещь: одна из главных истинных предпосылок успеха в жизни — наличие в семье сумасшедших родственников. Если тебе передается совсем немного генов ненормальности, тебе самому сумасшествие не грозит; у тебя просто-напросто появляется некоторое отличие от общепринятой нормы. Это легкое отклонение придает тебе «изюминку» и способствует успеху.

— Никогда раньше не думал об этом в таком ключе, — сказал Люк.

— Еще я узнала, что если ты начал принимать лекарства, то лучше от них не отказываться. Я имею в виду, какой смысл доводить себя до исступления и лезть на стену из-за какой-то паршивой пилюльки, которую ты не можешь принять, потому что решил отвыкать от таблеток? И еще я узнала, что когда к нам приходят чересчур возбужденные пациенты и мне надо как-то их успокоить, то лучше всего рассказать им историю про моего кота Рыжика. Когда слушаешь чей-то рассказ, это всегда действует успокаивающе. Тот, кто рассказывает историю, на какое-то время подменяет собой твоего личного внутреннего рассказчика, который живет у тебя в голове. В таком состоянии нам удается хоть как-то приблизиться к тому, что у нас принято называть «взглянуть на мир чужими глазами».

Когда Рику было чуть за двадцать, он работал на автозаправке и, заливая бензин, любил наблюдать, как меняются цифры на счетчике бензоколонки. Он представлял, что эти стремительно прирастающие числа — не деньги, а годы; что каждый цент равняется одному году. Рик наблюдал, как история западной цивилизации, начавшаяся с года 0001, мчится вперед, все выше и выше: Средние века… Возрождение… 1775… первые железные дороги… Панамский канал… Великая депрессия… Вторая мировая война… средний класс… Джон Кеннеди… Вьетнам… диско… вулкан Сент-Хеленс… грандж… пока наконец — БУМ! — не упирается в стену настоящего со смертью Курта Кобейна. В ходе этой мысленной игры Рик каждый раз переживал несколько волшебных мгновений, когда цифры на счетчике переваливали за $19.94. У Рика было такое чувство, словно он оказался в будущем.

То же самое ощущение он испытывает и сейчас, стоя у двери бара, забаррикадированной от внешнего мира. Только теперь поток времени необратим, отсюда уже не вернешься назад: теперь Рик живет в будущем круглосуточно, семь дней в неделю. Рик потирает ранку на левом указательном пальце. Он порезался, когда они с Люком тащили к двери древний сигаретный автомат, украшенный поблекшей, давно пожелтевшей фотографией Ниагарского водопада — прямо-таки артефакт из гробницы Тутанхамона. Рик уже понимает, что будет очень скучать по прошлому. За стойкой под кассовым аппаратом спрятан дробовик. «Винчестер М12». Рик достает его, а потом они с Люком идут к задней двери и пододвигают к ней тяжеленный генератор льда.

Рик никак не сообразит, чего ждать от этой троицы, посланной ему богами. Кто знает, как все обернется и как эти люди себя поведут. Люк, похоже, любитель выпить и, возможно, мошенник. Карен — типичная мамаша из среднего класса, пустившаяся в отрыв, а Рейчел — существо с другой планеты. Впрочем, Рик не особо о них задумывается. Сейчас он занят другим: осматривает помещение, ищет что-то, хоть что-то, чем можно будет убить человека, если возникнет такая необходимость. Но тут нет почти ничего, чем можно было бы вооружиться. Разве что пара ножей и бутылки, которые можно разбить. Хорошо, что у него есть дробовик. А Пэм, его бывшая, когда узнала, что он держит в баре оружие, сказала, что он совсем спятил. Они с Тайлером заходили сюда в прошлом году. Пэм огляделась, сморщила нос и заявила, что заведение похоже на героиновый притон, только без героина.

— И эти спортивные штаны на резинке… Господи, Рик, ты похож на продавца из винной лавки начала восьмидесятых. Такого, знаешь, мальчика с герпесом.

Тайлер под шумок угощался чипсами и солеными печенюшками из тарелок на барной стойке, и Пэм шлепнула его по руке:

— Господи, Тайлер, они туда всякую гадость кладут, а ты ешь. — Она посмотрела на Рика. — Давай все-таки проясним этот момент. Ты держишь в баре ружье, чтобы, если вдруг что, пристрелить человека за какую-то глупую сотню баксов?

И кто теперь посмеется последним?

Рик размышляет: «Вот прямо сейчас, в эти самые минуты, завершается какой-то этап моей жизни. И начинается что-то другое. Впереди ждет какая-то тайна, которая вот-вот раскроется передо мной».

Рик размышляет: «Все очень-очень хорошее и все очень-очень плохое очень быстро проходит».

Рик размышляет: «У меня в голове — Ниагарский водопад, только без звука. Просто туман, вспененные потоки и слепящие брызги, когда уже не понимаешь, где кончается земля и где начинается небо».

Рику хочется выпить.

Рику хочется, чтобы его треснули по башке большим ломом, и тогда он раскроется, и можно будет достать то существо, что сидит у него внутри, встряхнуть его, как пыльный коврик, прополоскать в чистом, прохладном озере и повесить сушиться на солнышке — чтобы оно исцелилось, пришло в себя и вновь обрело безмятежность и ясность мысли.

А потом как-то вдруг получается, что он сидит на полу за барной стойкой в компании трех незнакомых людей, и одно из его желаний сбывается: двойная порция водки с содовой и капелькой лимонного сока. И к черту чувство вины! Рик знает, что от алкоголя его восприятие реальности обострится и каждое переживание будет предельно ярким, пусть даже потом от этих ярких мгновений настоящего не останется ничего, кроме смутных, обрывочных воспоминаний: как будто сыплешь в кастрюлю сознания глутамат натрия и ждешь, когда у тебя разболится башка.