Семья Эглетьер. Книга 3. Крушение - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он медленно прошел из комнаты в кухню, стараясь не смотреть в сторону кровати. Франсуаза, оцепенев от стыда, тяжело дышала. Никогда еще ей не приходилось оказываться в таком неловком положении. Обычно они с Александром, прежде чем заняться любовью, ждали, пока Николя уснет. А бывало, что Александр приходил домой днем, когда сын был в книжном магазине. В этих тайных свиданиях было даже свое очарование.
Николя повторил свой путь в обратном направлении.
— Спокойной ночи, — проходя мимо кровати, пожелал он.
— Спокойной ночи, — зевая, ответил Александр.
Николя вернулся к себе в прихожую и закрыл дверь. Александр повернулся к Франсуазе. Его руки вновь заскользили по чувствительным местам ее тела. Он хотел возобновить игру с того момента, как ее прервали. Случившееся стало для него не более чем антрактом. Александра нисколько не смущало, что рядом, за перегородкой, всего в двух шагах, находится его сын. Он приподнялся на локте. В полутьме Франсуаза различала его жаждущее лицо, приоткрытый рот. Она была для него источником. Он наклонился, чтобы напиться. Прямо как Николя только что на кухне.
— Нет, Александр, — прошептала она, — теперь это невозможно.
С нежностью он положил ладонь под голову Франсуазы и, слегка взъерошив ей волосы, тихо сказал на ухо:
— Ну, давай, сделай это сама. Так будет лучше.
— Нет! — в ужасе воскликнула Франсуаза.
— Дурында, — с раздражением бросил ей Александр, — похоже, ты так никогда и не изменишься!
Откинувшись на спину, он погасил свет. Франсуаза еще долго лежала без сна. В глазах у нее стояли слезы, ей было ужасно горько и обидно.
— По-моему, ты просто преувеличиваешь, — устало возразила Франсуаза.
Люси высморкалась и, повернув к дочери измученное лицо, продолжила:
— А как можно объяснить его постоянные отлучки, деловые завтраки, срочные командировки?
— Но это еще ничего не доказывает, мама!
— Сразу видно, что ты не живешь с нами! Он так переменился ко мне. Вот, например, сегодня. Ведь в субботу у него выходной, мог бы он побыть со мной дома?
— А где он?
— Точно не знаю, какое-то там спортивное мероприятие… как он говорит.
— Может быть, это правда!
— Нет, моя дорогая, все он врет. Я знаю, я это чувствую!
Люси говорила взволнованно, немного задыхаясь, из глаз у нее текли слезы. Тушь и голубые тени размазались по векам. Вокруг рта собрались мелкие морщинки. Франсуазе она казалась смешной и жалкой. В таком возрасте уже неприлично страдать от любовных переживаний! И не стыдно ей было вызывать дочь к себе без всяких объяснений, якобы по срочному делу?! По дороге Франсуаза думала, что застанет мать тяжело больной, а вместо этого на нее обрушилась лавина скорбных излияний брошенной женщины, которая тщетно пытается удержать мужа. Франсуаза уже два месяца не появлялась у матери. Жан-Марк, Даниэль и Дани, со своей стороны, тоже под разными предлогами старались не заглядывать в Севр. Но если Люси и жаловалась на их невнимание, то только для виду. Она прекрасно обходилась без своих взрослых детей, наверняка опасаясь, что в их присутствии будет казаться Иву Мерсье более старой.
«Как же я все-таки безжалостна к ней!» — удивилась самой себе Франсуаза. В глубине души она все еще не могла забыть свою досаду на мать из-за имущественных разногласий.
— В один прекрасный день он уйдет от меня и начнет требовать развода, — не унималась Люси. — Что мне тогда делать — одной, с Анжеликой на руках? Останется только умереть!
— Не говори глупостей, мама! — возмутилась Франсуаза. — Ты сражаешься с ветряными мельницами. Придумывая этот бред, ты сама себе причиняешь боль!
— Понимаешь, я не могу с тобой поделиться некоторыми вещами… это относится к интимным подробностям… Ну, в общем, доченька, Ив меня больше не любит. Я не существую для него как женщина. И это доказывает, что у него есть другая!
Франсуазе стало стыдно за мать, ей совершенно не хотелось вникать в альковные дела супругов Мерсье. Вместо того чтобы подбодрить Люси, подтолкнув ее тем самым к дальнейшим откровениям, Франсуаза замкнулась в себе и замолчала. После долгой паузы Люси вновь оживилась.
— Конечно, я понимаю, он не хочет ничего менять. Ему выгодно сохранять «статус-кво», видимо, мои мучения его забавляют. Здорово он устроился! Но так больше продолжаться не может!
Она достала сигарету и подрагивающей рукой щелкнула зажигалкой.
— Ты что, куришь теперь? — удивилась Франсуаза.
— Да, меня это успокаивает. В конце концов, я должна его опередить. Надо припереть его к стене, и уж тогда-то ему придется выложить все начистоту!
— Как ты ошибаешься, мама!
— Почему?
— Не могу объяснить, но я чувствую, что, обвиняя его подобным образом, без всяких доказательств, ты очень рискуешь. Ведь он может ожесточиться. Ты словно сама толкаешь его к измене!
— Что ж, может, ты и права, — вздохнула Люси.
Глубоко затянувшись, она со страдальческим видом выпустила струю дыма прямо перед собой. Маленькая гостиная, она же столовая, с зеленовато-голубыми обоями, обставленная модной, полированного клена мебелью, своей чистотой и порядком контрастировала с перевернутым лицом Люси. За стенкой Анжелика играла с погремушкой. Повернувшись на звон бубенчиков, Люси вновь всплакнула.
— Мой бедный маленький котеночек, мы с тобой теперь никому не нужны!
Перед Франсуазой вдруг предстала вся нелепость сложившейся ситуации. Она, дочь, дает советы матери, да еще в вопросах личной жизни! Причем ревность, ожесточение и безумие выказывались зрелостью, а трезвый ум и рассудительность — юностью. Интересно, в других семьях тоже так бывает? Франсуазе пришло на ум, что, окажись она на месте матери, у нее бы достало гордости не откровенничать перед своим ребенком. Приступ кашля сотряс тело Люси. Она затушила сигарету, отодвинула пепельницу и, шмыгнув носом, сказала:
— Ну ладно, так и быть, пока я ничего не буду ему говорить. Надо набраться терпения, выждать. Может, он сам чем-нибудь себя выдаст? Посмотрим… К тому же я сейчас так устала, плохо выгляжу, прическа просто ужас!
Люси взглянула на маленькие бронзовые часы, стоящие в центре каминной полки, и вскинулась:
— Боже мой, уже без десяти шесть! Ив говорил, что вернется к шести. Пойдем скорее, мне надо привести себя в порядок.
Пока мать причесывалась перед зеркалом, Франсуаза наблюдала за ней, сидя на бортике ванны. Каждый раз, когда Люси проводила щеткой по золотистым, с темными корнями, волосам, голова у нее откидывалась назад. Сжатый рот придавал ее лицу серьезное, даже суровое выражение. Неожиданно Люси повернулась к дочери, ее рука, все еще державшая щетку для волос, безвольно опустилась вдоль тела. На фоне гладкой, ухоженной кожи взгляд ее глаз казался жестким.