Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи

– Саксонцев не следует сбрасывать со счетов: новые друзья во время неопределенности. Я уже устал от этих испанских принцесс и их неприветливых лиц. Разумеется, не хочу обидеть мою покойную невестку. – Луи обводит взглядом сидящих за столом. – Матушка их, если не принимать во внимание, что она австрийка, чрезвычайно плодовита, если я не ошибаюсь? Сколько у нее детей?

– Одиннадцать живых детей, сир, из пятнадцати родившихся. И пятеро из них – сыновья.

– Отличная плодовитость! – одобрительно замечает Луи.

– И все же, сир, шесть дочерей…

– Но пять сыновей, – добавляет Пюизё, которому явно нравится идея.

– Однако не забывайте о королеве, – говорит крайне обескураженный Морпа, которого не назовешь другом королевы.

Предыдущий герцог Саксонии сместил отца королевы с польского трона, и королева, говорят, настолько ненавидит саксонцев, что никогда не ест картофельные галушки, а однажды даже ударила горничную за то, что та носила чепец на саксонский манер.

– А при чем здесь королева? – резко восклицает Луи в замешательстве.

Морпа вспыхивает, придирчиво осматривает свое перо, щупает его дрожащими пальцами.

– Королеву необходимо мягко убедить, и она увидит все преимущества этого брака, – любезно предлагаю я, но от Морпа мне благодарности не дождаться.

– Она согласится, – кивает Луи. – А если и нет, какая разница. Мне нравится эта идея. Великолепно, дорогая моя.

Мы с Пюизё улыбаемся друг другу, когда Морпа с отвращением швыряет свое перо.

– Какие еще идеи, господа?

– Племянница короля Португалии…

– Оспа, – бормочет Луи несчастным голосом, когда мы созерцаем каменную, грубо отесанную церковь на холме, вокруг которой собрались облаченные в черное скорбящие. – Я тоже ею в детстве переболел, но, слава Богу, выжил. Моим родным не повезло: корь унесла отца, маму, брата.

Мы все еще в Шуази. Пять дней не переставая идет дождь, и, вместо того чтобы охотиться, мы ездим в нашем экипаже, наблюдаем за местными похоронами, расспрашивая о причинах смерти. Странное времяпрепровождение, я подобного не одобряю. Я уже поняла, что у Луи болезненная психика, которой и объясняется его склонность к меланхолии.

С нами в экипаже ездят Элизабет с Берни и шепчут свои соболезнования. Берни рассказывает историю о кузине, которая умерла от оспы, и подытоживает все коротким стихотворением: «Росою свежей поутру сияла. Пятная скорбью, до зари увяла». День серый, мрачный, под стать настроению в экипаже, на улице продолжает моросить дождь.

– Какие трогательные слова, – шепчу я, гладя руки Луи. Только так я могу скрыть свое нетерпение. Я же не дура – мы все равно рано или поздно умрем, это непреложная истина, – и я не вижу смысла обсуждать смерть, когда в жизни есть столько наслаждений и радости.

– Вон там, за холмом… слышите звон похоронных колоколов? – Луи оживляется, напрягает слух, отдергивает руки. – Берни, быстро вели извозчику поворачивать налево!

В конце концов мне удается убедить его повернуть направо и ехать назад, во дворец, но атмосфера остается такой же тяжелой. Несмотря на все приятные воспоминания о нашем прошлогоднем медовом месяце, я решаю, что Шуази мне не полюбить. Слишком тут много истории, слишком много призраков, а выбрать для западного салона розовые панели было просто ошибкой. Я должна поговорить с дядюшкой Норманом о том, чтобы переделать их.

Благодаря письму Франни я уже готова, когда вижу дописанный список гостей.

– Сегодня приезжает графиня Перигор? Я думала, вы терпеть не можете ее супруга.

– А вы видели в списке приглашенных имя ее супруга? – резко обрывает Луи, качая головой, когда Пюизё протягивает ему стопку бумаг. – Позже, завтра.

– Естественно, дорогой мой, я вижу. Но мадам де Перигор… – Я умолкаю, вспоминая слова Франни. Я надеюсь, что Луи волочился за ней до того, как познакомился со мной. А если нет?

– Она вернулась из Марёй, и я помню, как приятно находиться в ее компании, – говорит Луи. Он сбрасывает стопку бумаг, которые оставил для него Морпа. – Не могу читать эту писанину. Не могу!

– Конечно же, милый.

Я в отчаянии смотрю на любимое лицо. Я не знаю, как справляться с этим новым настроением короля: страдая от меланхолии, он бывает часто резок, временами даже груб. У меня такое чувство, что я хожу по тонкому льду, не зная, где он треснет. Я тепло улыбаюсь королю.

– Вы должны извинить меня, я не знала, что она вернулась ко двору, я бы обязательно включила ее в список гостей! – лгу я. – Давайте, дорогой мой, я прочту их для вас. – Я забираю у него стопку бумаг, целую его на прощание и ухожу, давая отдохнуть.

За ужином в тот же вечер мадам де Перигор оказывается в центре внимания, а ее истории о мучительных смертях ее бесчисленных родственников вызывают у Луи неподдельный интерес. Меня раздражает ее сладкий голосок, но вынуждена признать, что ее красота и непорочность прекрасно вписываются в меланхолическую атмосферу ужина.