Перекресток прошлого: Холод войны - Даниил Витальевич Протасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы вошли в подъезд, поднялись по лестнице и оказались у прохода в квартиру отца. Двери в ней не было и потому единственное, что мешало туда пройти это две полицейские ленты, наклеенные крест-накрест.
– Надеюсь, полиция сюда не нагрянет, пока мы будем внутри – с опаской сказала я.
– А какой смысл им заходить? Cудя по тем кадрам, что были в деле, они уже перерыли всю квартиру вверх дном, я не понимаю какой смысл оставлять ее опечатанной – сказал Робин – Но если вы так боитесь, то можете остаться снаружи, как говорят у вас в России «стоять на строме»
– Стоять на стрёме – поправила я его – И я не боюсь, вы еще плохо меня знаете. С правоохранительными органами, я никогда не дружила.
– Ну, тогда идем – сказал он, и аккуратно пролез через ленту, я последовала за ним.
В квартире все было почти таким же, как на полицейских фото отчетах, за исключением разломанной двери и трупа, которого уже увезли на мед экспертизу, (и слава богу) на его месте остались лишь затертые следы крови. В остальном же, здесь царил полный бардак: по полу тут и там были разбросаны книги, бумаги, одежда, все полки и шкафы были вскрыты, а их содержимое было вывалено наружу.
– Могли бы хоть убрать за собой – с недовольством прокомментировала я.
Хотя и без этого хаоса квартира выглядела не лучшим образом: на стенах висели старые, обшарпанные обои, полоток основательно потрескался без должного ремонта, а сама квартира была заставлена древней дешевой мебелью, которая разваливалась на глазах. Все это наглядно показывало насколько опустился мой отец в погоне за своей безумной мечтой. И смотреть на это было печально.
– Придется нам навести тут порядок, чтобы хоть что-то найти – сказал Робин.
– И что же нам здесь искать? – поинтересовалась я, пиная бумаги, лежащие на полу.
– Пока не знаю – ответил Робин – Все, что может показаться необычным или полезным.
И подобно сотрудникам клининг-центра мы принялись разбираться с мусором заполонившего квартиру отца. Я убирала в гостиной и кухне, тогда как доктор Лэнгли принялся убираться в кабинете отца, где был наибольший беспорядок. Я убрала всю одежду по комодам, разложила книги по полкам, а все бумаги собрала с пола и сложила у него на столе. В процессе уборки я заглядывала в каждую книгу, выворачивала все карманы в одежде, и пробегала глазами по каждой более менее занятной бумажке, надеясь найти в них что-нибудь полезное, но все эти попытки оказались тщетны. Почти все, что я находила, было совершенно бесполезной фигней. Все его книги по большей части были посвящены геологии, археологии, а также культуре и истории древних народов мира. Доктору Лэнгли, в отличие от меня, эти книги показались весьма занимательными, но ничего полезного для дела, он в них также не находил.
Единственная вещь, что вызывала у меня хоть какие-то приятные воспоминания, это был старый фотоальбом моего отца. Едва открыв, его я увидела его фотографий, на них он был совсем еще молодым, начинающим археологом, подающим большие надежды. Там были фотографии с раскопок в Иерусалиме, Риме, Бостоне, а также в крепости Орешек в Санкт-Петербурге. На всех фото он стоял с самыми разными людьми, и на всех он всегда улыбался. Я много лет не видела отцовской улыбки, мне иногда казалось, что он вообще улыбаться не умеет. Очевидно, что на них он был по-настоящему счастлив. Он часто вспоминал о тех раскопках, что проводил в молодости и рассказывал о них как о лучших моментах в его жизни. В те моменты, я чувствовала, как он скучал по тем временам. У него всегда была непреодолимая страсть к приключениям, и порой я замечала, как он мечтал вновь пуститься в путешествия по неведомым странам. Но что-то всегда удерживало его от этого. Причем не думаю, что дело было именно в нас, нет. Его удерживало что-то, что находилось в этом городе, и это его тяготило.
Вскоре я обратила внимание на единственного человека, из всех присутствовавших на этих фотографиях, (помимо отца) которого я знала. Мужчину двадцати-тридцати лет, высокого, подтянутого, с густыми рыжими волосами и не менее густыми рыжими усами. Это был дядя Жак некогда лучший друг моего отца и давний друг семьи. Я помнила его, еще совсем маленькой. Тогда он часто посещал нас, и был всегда таким милым, он называл меня «маленькой принцессой» и любил катать меня на плечах. Но вскоре они с отцом поссорились, и он перестал к нам приходить. Потом я часто спрашивала отца, о том, что же все-таки произошло между ними, и что с ним в данный момент. Но он никогда о нем не говорил.
«Интересно, что с ним случилось и знает ли он о том, что произошло с отцом?» – задумалась я.
Закончив разглядывать рабочий альбом отца, я обнаружила наш семейный фотоальбом. Взяв его в руки, я даже вздрогнула.
«Боже как давно я не видела этот фотоальбом» – подумала я, и старые воспоминания, будто водопадом нахлынули на меня и в приступе тяжелой ностальгии, мне даже захотелось перелистать эти снимки, но вот стоило ли оно того: – «То, что было на этих снимках, теперь уже никогда не вернется, стоит ли ворошить прошлое?»
Но сомнения мои длились недолго, слишком уж сильно мне хотелось хотя бы разок взглянуть на эти снимки, и в нетерпении я открыла его страницы.
Перед моими глазами предстало множество наших детских снимков, например, когда отец подарил мне скейтборд на восьмилетие.
«Мне так понравилось кататься на скейтборде, что я до девятнадцати лет не слезала с доски» – вспоминала я.
Или же фото, где мы с родителями купались на солнечном побережье Черного моря, у небольшого городка Сукко, куда мы ездили отдыхать всей семьей.
«Мы тут такие счастливые» – заметила я, рассматривая наши лица на фотографиях.
Или же мои покатушки на американских горках, когда мы были в парке аттракционов на Крестовском острове.
«Помню, я тогда так испугалась, что уронила свою кепку» – комментировала я, вспоминая столь неприятное событие: – «Больше на американских горках, я не каталась»
«Удивительно, какие мы были счастливые тогда, и как быстро эти воспоминания выветрились у меня из головы» – размышляла я: – «Интересно и где же была та черта, что разделила нашу жизнь на до и после? Может, когда отец начал фанатично увлекаться Энаями, или же когда мы переехали в этот город, а может когда я уехала из семьи?