Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда мы подъезжали к остановке на самом выезде из Минска, дождь прекратился. Бабулечки тут же вылезли из-под бетонного навеса с покосившейся надписью «Шабаны» и принялись раскладывать на деревянных ящиках свои товары: грибы, ягоды, семечки. Несколько человек пытались поймать попутку — и дальше всех, у самого леса я заметил невысокую женщину с длинными русыми волосами.
— Притормози-ка… — сказал я и полез за фотоаппаратом.
Отвлекся буквально на секунду — а когда выпрямился, то рядом со светловолосой незнакомкой, там, на обочине, уже стоял УАЗ — «буханка».
— Коля! Что это за машина? — я ткнул пальцем в этот клятый автомобиль.
— Уазик четыреста пятьдесят второй, какая-то техпомощь!
Я просто кожей почувствовал, как воздух наэлектризовался. Нити судьбы, предопределение, пространственно-временной континуум — назовите как хотите — вот эта вот самая штука сейчас просто неистовствовала, пытаясь не дать мне изменить исходную версию событий.
Пассажирская дверь «уазика» открылась приглашающе. Женщина взялась за ручку и поставила ногу на порог. До них было метров пятьдесят — что я мог сделать?
— Давай скорей — к этой «буханке»! — может быть, удастся ее остановить?
Коля надавил на педаль газа, мне удалось навести фотоаппарат и сделать несколько снимков: надеюсь, женщина, машина и регистрационный номер хоть как-то получились.
— Ходу, ходу! — хлопнул я по панели, — Она всё-таки туда села! За ними, Коля, за ними!
Зловещий УАЗ вывернул с обочины на трассу, выбросив из-под колес щебень. Мое сердце сжалось. Каневский не был глюком!
— Это что еще за хрень? Не было такого уговора! — возмутился водила, и не думая газовать.
— Десятка нужна? — нахрена я вообще связался с этим Колей?
— Нужна! — мотор сыто зарычал, питаемый бензином «экстра», и мы погнали за буханкой, — Ты что — мент?
— Журналист! Журналистское расследование — слыхал про такое?
— Как «Фитиль»?
— Как «Фитиль», — согласился я.
— Что — стерлядей на служебной машине кто-то возит? Или фарцой занимается?
— Всё может быть…
Коленька поспевал за «буханкой», пока она двигалась по трассе. Как только УАЗ с надписью «Техпомощь» свернул на грунтовку, водитель заартачился:
— В Нахаловку я не поеду. Жуткое место!
— Коля, йоптвою! Я тебе кучу денег плачу! Давай крути баранку! — заорал я.
— Ладно, ладно, высажу тебя под теплотрассой, подожду на шоссе. Расследователь, нахрен… Вот сам и расследуй! А я машину подписывался водить, а не шкурой рисковать!
«Буханка» и правда нырнула под арку теплотрассы. Как урод объяснял всё это своей пассажирке? Что ему нужно заехать куда-то и забрать что-то? А тот населенный пункт Апчак, и та лесополоса, где нашли тело несчастной — это уже здесь или еще нет?
Яростно хлопнув дверью «жигулей», я выскочил наружу и побежал по грунтовой дороге, по лужам и грязи. Ремешок от фотоаппарата перекинул подмышку и через шею, чтобы зафиксировать «Сокол» поплотнее. Рюкзака с собой не было, он не мешал, а вот кастеты в карманах куртки здорово лупили по бедрам. Да и черт с ними! Куда поехала сраная «буханка»?
Вокруг царила атмосфера «нахаловки» — классического самостроя. Такие райончики и поселочки, наверное, есть у каждого крупного города. Скособоченные, страшненькие домики черт знает из чего и черт знает кем построенные, с торчащими из кривых крыш трубами, с кусками жести, шифера, стекловаты и всего остального — чистый постапокалипсис! Народ тут тоже был под стать обстановке: на крыльце какого-то обшарпанного вагончика сидел дед, заросший и небритый, полуголый, несмотря на мерзкую погоду, и молча курил цигарку. По соседству толстая женщина рубила мясо на колоде, напевая что-то легкомысленное. Худые татуированные типы в дырявых трениках и тельняшках тянули куда-то огромный бидон, полный непонятной жижи.
— УАЗ не видели? Надпись «Техпомощь» на борту!
— Тудой поехал! — махнул рукой дед в сторону леса, вдоль теплотрассы. — А на кой хер…
Слушать дальше я не стал, взял с места в карьер, бежал изо всех сил, знал — от меня жизнь человеческая зависит!
Вбивая подошвы в грунтовку, я рысью двигал по дороге, стараясь держаться более-менее ровной возвышенности между двумя полными грязи колеями. Шум автомобильного мотора послышался из-за кустов — «хмызняка», как говорят белорусы. Я рванул совсем уж немыслимыми прыжками вперед, так, что, кажется, сердце готово было выскочить, а легкие — лопнуть.
* * *
День сегодня и правда был сраный: я споткнулся о какого-то плешивого парня, который сидел на корточках и мазал гуталин на черный хлеб. Этот странный образ стоял перед моими глазами всё время, пока я кубарем летел вниз, по обрывистому склону оврага, который обнаружился тут же, у дороги. Падение замедлили кусты черемухи, вербы и волчьей ягоды. Рухнул прямо в кучу прошлогодней листвы, которую, видимо, ссыпали сюда недобросовестные коммунальщики. Как не убился — не знаю! Сколько времени потерял — тоже… Содрал кожу на руках, разбил лоб, ушиб всё что можно было ушибить — но вроде ничего не переломал.
По крайней мере, когда я с трудом встал, опираясь на мокрый и шершавый ствол какого-то деревца, то ноги не подкосились и ничего не хрустнуло.
— …я-а-ать… — другого выхода не было, пришлось лезть наверх.
На фотоаппарат предпочитал не смотреть — с этим будем разбираться потом. Пока задача номер один — остановить гада! Понимал — не успеваю, поэтому ломился через заросли как лось, наплевав на осторожность. Не задержу так хоть спугну!
Мотор вдалеке снова зарычал, и я успел увидеть только отблеск задних габаритных огней «буханки», которые мелькнули в хмызняке у теплотрассы. Проклятье! Тело женщины изломанной куклой лежало на траве, русые волосы закрывали лицо и шею. Черт, черт черт, как же так?
Маньяк сделал свое дело и скрылся. Я — облажался! Хуже не придумаешь…
Внезапно я заметил еще кое-что, точнее — кое кого! Тот самый плешивый субъект, который мазал гуталин на хлеб, ковырялся в сумке несчастной жертвы! Маньяк, видимо, выбросил ее из машины, а этот потерявший облик человеческий крысеныш решил воспользоваться моментом…
— А ну иди сюда! — заорал я.
У него ведь могла быть какая-то информация, он мог видеть лицо того урода!
Плешивый отбросил сумку, и рванул вдоль теплотрассы — к своим товарищам. Женщине я ничем помочь уже не мог, а потому — бросился за ним.
— Стой, стой, зараза!
И вот что стоило приснопамятному Солдатовичу арестовать такого подонка и заставить его признаться во всех смертных грехах? А маньяк продолжал свое черное дело… Женщины продолжали гибнуть. Как погибла и эта… И я ничего не смогу сделать! Есть такое выражение — «душа болит». Как оказалось — это не эвфемизим. Боль была самой настоящей,