Бедная богатая девочка - Екатерина Черкасова

Сима не сомневалась, что уж она бы заметила. Пока хозяйка возмущалась, она стащила со стола фотографию и засунула в сумку.

- А хозяин со Светланой не ссорились?

- Всем бы так жить! - горячо сказала Александра Васильевна. - Как голубки, душа в душу! И не верю я, что Светка убила!

Сидит теперь, бедная, в тюрьме с уголовницами! Незачем это ей!

А ты? - требовательно спросила она Симу.

- И я не верю!

- Правильно.

- Александра Васильевна, а кто же мог ?

- Да кто ж его знает... - отвела глаза женщина. Но Симе показалось, что тот, кто знает, сидит напротив...

* * *

На выезде из поселка голосовал замерзший мужичонка в тулупе.

Вид у него был такой несчастный, что Сима сжалилась и посадила его в машину.

- Все равно куда, до любого метро, - попросил он, снимая потрепанные перчатки и грея дыханием руки.

- Ладно, - согласилась Сима и стала щелкать

кнопками магнитолы. Поймав какой-то блюз, она откинулась и, разбрызгивая

талый снег и грязную воду, выехала на шоссе.

- Ловко управляешься, хоть и девка, - похвалил

мужик.

Сима довольно улыбнулась:

- А вы здесь живете?

- Ага, в приживалах! - иронично заметил мужичок.

Летом на строительстве: подай, принеси, присмотри, машину помой, зимой больше сторожем. Меня тут знают, доверяют! - с гордостью заявил он. - А ты к кому ездила? Чтой-то я раньше тебя не припомню?

- К Артемовым, слыхал, которого убили?

- А то! Только там, кроме бабы Шуры, никого и нет.

- Так я к ней и ездила.

- Родственница, что ли? - поинтересовался мужичок.

- Ага, дальняя, давно не виделись, - уклончиво

сказала Сима.

- Да, все девки теперь за руль лезут. Вот и покойника

дочка, пока училась, раз пять машину в металлолом превращала, уж я-то знаю, сам помогал чинить. Покойный хозяин меня уважал, хороший был человек, царствие ему небесное. Всегда четвертинку на праздник поднесет, с уважением, значит. А тут гляжу, и Вика хахаля завела, по ночам по поселку мотаются.

- А вы когда ее видели? - заинтересовалась Сима.

- Так в аккурат когда хозяина убили. Только я ее саму не видел,

а машина ее стояла, а в ней мужик сидел. Правда, остановились почему-то

не у их дома, а через дом, возле Платоновых, ну дом со сторожевой

башней, видела?

- Может, и не ее машина, раз мужик за рулем, мало ли машин

похожих, тем более ночью, да еще и стояла у другого дома,

как можно безразличнее произнесла Сима.

- Ха, у меня глаз-алмаз, меня не проведешь! Я эту их "Рено"

столько раз мыл, что уж отличу как-нибудь.

За этим интересным разговором они быстро доехали до Москвы, правда, выяснилось, что мужичок тогда пребывал в трехдневном запое по случаю дня рождения кореша, и ночь, когда он видел машину Вики, может назвать только приблизительно. В общем, свидетель он был ну из рук вон.

* * *

- Мам, ты знаешь такого знаменитого психиатра Бориса Ефимовича? - Сима развалилась в кресле и лениво листала журнал.

Марина Алексеевна наморщила лоб, походила по комнате, прикурила сигарету.

- Из всех известных мне психиатров есть только один

Борис Ефимович. Не знаю, насколько он знаменит как ученый, но пользуется популярностью, давно занимается частной практикой, берет дорого.

Правда, говорят, что некоторые психотерапевтические методики ему удаются. А почему ты спрашиваешь?

- У него лечилась, а может, и до сих пор лечится Вика, дочка убитого. Хотелось с ним поговорить. Ты его знаешь?

- Я с Борькой училась в ординатуре, - хмыкнула Марина Алексеевна.

- Ух ты! - изумилась Сима. - Мам, а ты ему позвонишь?

Марина Алексеевна снисходительно кивнула головой и глубоко затянулась.

Приемная Бориса Ефимовича Гольдина, преуспевающего психиатра и психотерапевта,

располагалась в отремонтированном особняке в тихом центре Москвы

и резко контрастировала с обликом хозяина. Правда, отделка приемной

скорее отражала представления дизайнера о кабинете светила психиатрической

науки и практики, почерпнутые из книг и фильмов о Фрейде, чем истинные

вкусы и предпочтения самого Бориса Ефимовича. Темные дубовые панели,

глубокие кожаные кресла, массивные напольные часы, тяжелые

портьеры глубокого зеленого цвета, огромный старомодный стол и великое

множество книг на разных языках, которых хозяин наверняка не знал,

создавали ощущение, что здесь ежечасно творится медицинское или околомедицинское

чудо.

Хозяин кабинета, невысокий кругленький человечек с обрамленной кудряшками розовой лысинкой, более всего походил на директора гастронома застойного периода. Его двойной подбородок подпирал тугой крахмальный воротничок белоснежной рубашки, яйцеобразное брюшко не сумел скрыть классический и определенно очень дорогой двубортный костюм. На пухленькой, покрытой редкими черными волосами ручке красовались золотые часы.

Однако эти атрибуты респектабельной и очень небедной жизни сводились

на нет манерой поведения Бориса Ефимовича: он был подвижным, как

ртуть, непоседливым, как мячик, говорил быстро, необычайно четко выговаривая

слова, подкрепляя сказанное оживленной жестикуляцией, поблескивая

лукавыми влажными глазками, сияя доброжелательной улыбкой. Наверное,

так мог бы выглядеть добрый друг детей еврейский Дед Мороз, но откуда

в засушливой жаркой ближневосточной пустыне Дед Мороз?

Еще у Бориса Ефимовича было необыкновенное свойство располагать к

себе разнообразных людей. Каждому, кто попадал в его кабинет, хотелось

без промедления упасть в глубокое кожаное кресло и все-все рассказать

доброму доктору Борису Ефимовичу, поплакать на его пухлой груди,

испытав светлое очищение слезами, поверить, что вот он - спаситель,

врачеватель, утешитель. Так что, скорее всего, свой кусочек пирожного

на чудесной тарелочке кузнецовского фарфора доктор отрабатывал честно.