«А» – значит алиби - Сью Графтон

– Я шила и для Элизабет, когда она была маленькой, – опять заговорила миссис Гласс. – Ну а когда она стала жить самостоятельно, то, разумеется, стремилась носить только покупное. А это значит платить шестьдесят долларов за юбку, в которой шерсти в лучшем случае на двенадцать. Но, надо признать, цвета она подбирала просто безошибочно, и то, что покупала, ей всегда было к лицу. Хотите взглянуть на ее фотографии? – И, посмотрев мне прямо в глаза, Грейс грустно улыбнулась.

– Да, буду очень вам признательна.

Но вначале она подняла с пола куски шелка и разложила их на гладильной доске, а потом, взяв утюг, проверила его поверхность влажным указательным пальцем.

Утюг зашипел, и она повернула указатель назад до отметки "Шерсть". На подоконнике стояли два фотоснимка Либби Гласс, вставленные в одну рамку. Перед тем как протянуть их мне, Грейс бросила на них долгий задумчивый взгляд. На одной фотографии Либби смотрела прямо в объектив, наклонив голову и поднеся правую руку к подбородку, словно собираясь закрыть лицо. У нее были выгоревшие светлые волосы, постриженные так же коротко, как теперь у ее матери, но закрывавшие уши. Голубые глаза радостно блестели; она улыбалась широкой и вместе с тем смущенной улыбкой. Трудно было определить, по какой причине. Но никогда прежде мне не доводилось видеть столь свежий и юный взгляд у двадцатичетырехлетней женщины. На втором снимке сквозила уже только тень улыбки – за полуоткрытыми губами блестели белые зубы, а в самом уголке рта образовалась милая ямочка. У нее было чистое лицо с легким золотистым загаром, а изящный разрез глаз удачно подчеркивали густые темные ресницы.

– Она очень мила, – заметила я. – В самом деле.

Грейс стояла у гладильной доски, осторожно разглаживая куски шелка кончиком утюга, который плыл по асбестовой поверхности словно корабль по тихому темно-зеленому морю. Она выключила утюг, быстро обтерла руки о подол юбки и принялась скалывать выглаженные детали булавками.

– Я назвала ее в честь королевы Елизаветы, – объяснила она и вдруг смущенно рассмеялась. – Она ведь родилась 14 ноября, именно в тот день, когда родился принц Чарлз. Если бы это был мальчик, я бы назвала его Чарлзом. Раймонд считал все это глупостью, но я думала иначе.

– Вы никогда не называли ее дома Либби?

– О нет. Она сама придумала это имя, когда училась в школе. Ей всегда нравилось придумывать себе новый образ и составлять планы на жизнь, даже в детстве. Она была очень аккуратной – не чистюлей, но опрятной. Ящики своего стола застилала красивой оберточной бумагой, и все у нее лежало точно на своих местах. Поэтому она и бухгалтерию-то полюбила. Математика предполагает порядок, вот что для нее было важно. "Если все делать по правилам, то всегда найдется нужный ответ", – так она говорила. – Грейс подошла к креслу-качалке и присела, разложив шелк на коленях и приступив к сматыванию.

– Мне известно, что она работала бухгалтером у "Хейкрафта и Макниса". А сколько времени Либби там пробыла?

– Около полутора лет. Какое-то время она занималась учетом в отцовской фирме – он торговал мелким ремонтным инструментом, – но там было не очень интересно работать. Когда ей исполнилось двадцать два года, она сдала государственный экзамен на бухгалтера. После этого еще окончила несколько компьютерных курсов в вечерней школе. У нее была крепкая подготовка. Вы, наверное, знаете, что под ее началом были еще два младших бухгалтера.

– А Либби нравилась ее работа?

– Уверена, что да, – ответила Грейс. – Как-то она заговорила о том, что неплохо бы окончить и юридический колледж. Ей вообще очень нравилось управлять делами и финансами. Она любила возиться с цифрами, и, насколько я знаю, там у нее была очень ответственная работа, ведь эта компания вела дела весьма состоятельных людей. Еще Элизабет говорила о том, как много можно узнать о человеке, если проследить, как он тратит свои деньги, что и где покупает, живет ли по средствам, ну и все такое. Она называла это "изучением человеческой натуры". – В голосе Грейс чувствовалась явная гордость за дочь. Мне было очень трудно совместить полученные сведения о государственном дипломе бухгалтера с образом девушки на фотоснимке – симпатичной, живой, застенчивой, весьма привлекательной и совсем непохожей на женщину, поставившую перед собой ясную и твердую жизненную цель.

– А что можете сказать о ее друге? Случайно не знаете, где он сейчас? – поинтересовалась я.

– Кто, Лайл? О, совсем недалеко.

– Где же?

– О Господи, да он бывает здесь каждый день во время обеда, чтобы помочь мне с Раймондом. Это очень добрый мальчик, но вы наверняка уже слышали, что его помолвка с Либби расстроилась за несколько месяцев до... того, как ее не стало. Они ведь оба учились в колледже Санта-Моника-Сити; вместе туда поступили, но потом Лайл бросил учебу.

– Именно в то время он устроился на работу в компанию "Уандер брэд"?

– О нет. Лайл сменил кучу работ. Когда он бросил колледж, Либби уже жила отдельно от нас и не очень-то делилась со мной, но я чувствовала, что она в нем разочаровалась. Ведь в свое время он собирался стать адвокатом, а потом вдруг резко изменил решение. Как он объяснил тогда, судебное разбирательство слишком скучное занятие и ему не по душе ковыряться в мелких подробностях.

– Они жили вместе? – спросила я.

Щеки у Грейс слегка покраснели.

– Нет, к моему сожалению. Это может показаться довольно странным, да и Раймонд много критиковал меня за это, но мне хотелось, чтобы они чаще бывали вместе. Я чувствовала, как они все больше отдаляются друг от друга, и надеялась, что совместная жизнь поможет им сблизиться. Раймонд, так же как и Элизабет, разочаровался в Лайле и говорил, что она заслуживает большего. Но Лайл просто обожал ее, и, думаю, это о чем-то говорило. Ему просто хотелось найти себя, ведь у него была очень непоседливая натура, как и у многих ребят его возраста. Я говорила ей, что ему нужно время, чтобы образумиться и почувствовать какую-то ответственность. И она могла бы здорово повлиять на него в этом плане, поскольку сама была человек очень ответственный. Но Элизабет отвечала, что не хочет с ним жить, вот и все. У нее была твердая воля, и если уж она что-то решила, то не стоило даже пытаться переубедить ее. Да я ее и не осуждаю. Она была почти идеальной дочерью, и, как правило, мне нравилось все, что ей самой было по душе. Но уж очень жаль Лайла, он такой славный. Да вы сами убедитесь, когда познакомитесь с ним.

– А у вас нет никаких предположений, почему они расстались? Я хочу сказать, может, у нее появился кто-то другой?

– Вы, наверное, имеете в виду того адвоката из Санта-Терезы, – ответила она.

– Как раз его смерть я сейчас и расследую, – подтвердила я. – А в разговоре с вами Либби никогда не упоминала его имени?

– Мне ничего не было известно о нем до тех пор, пока здесь не появилась полиция из Санта-Терезы, чтобы допросить нас, Элизабет не очень охотно делилась своими личными секретами, но я не верю, чтобы она могла влюбиться в женатого мужчину, – проговорила Грейс взволнованно и принялась суетливо перебирать куски шелка трясущимися руками. Потом прикрыла на несколько секунд глаза и поднесла ко лбу ладонь, словно проверяя, нет ли у нее жара. – Простите, я стала забываться. Иногда мне приходится убеждать себя, что она действительно была просто больна. Страшно даже подумать, что нашелся человек, который ненавидел ее так сильно, что решился убить мою девочку. Полиции до этого нет дела, да в нем уже и не разобраться, а мне самой... остается лишь внушать себе, что она умерла просто от болезни. Неужели кто-нибудь осмелился бы на такое?