Другая музыка нужна - Антал Гидаш

она боялась уже показаться смешной, почему обиделась, а главное — почему дала им понять это вместо того, чтобы отвести от себя любопытные взоры. И теперь ей подумалось, что она все преувеличила, что ничего особенного и не случилось. И Пирошка чуть было не рассмеялась вслух, глядя на уткнувшихся в свои бумаги чиновников. Сейчас они зорко следили друг за другом, как бы кто не нарушил молчаливо установленного соглашения. И едва успела Пирошка прикрыть рукой растянувшиеся в улыбке губы, как отворилась двустворчатая дверь кабинета вице-директора и Пирошку пригласили войти.

Вернулась она очень скоро. Лицо у нее сияло. Девушка узнала, что назначена надсмотрщицей и будет получать четыре кроны в день, а это составит в месяц сто крон. Не маленькие деньги. И что ей придется «присматривать за тем, как рабочие перебирают овощи и как выполняют дневную норму». Уже в кабинете вице-директора пришло ей в голову, будут ли рабочие слушаться ее, молодую девушку? Она заикнулась даже об этом, но седой с козлиной бородкой вице-директор пробормотал в ответ: «Будут слушаться, барышня! Будут!» И он долгим взглядом посмотрел на девушку, которая годилась ему во внучки, хотел еще что-то спросить, потом вздохнул и кивком головы дал понять, что она свободна.

Возвратившись в канцелярию, Пирошка надела пальто. И, как ни странно, — такое бывает только в ее возрасте, — в пальто стала еще тоньше. Надела шапочку и, словно стоя перед невидимым зеркалом, поправила ее, сдвинула чуточку набок. Несколько прядей волос, казавшихся теперь белокурыми, выскочили из-под шапочки. Сочувствуя успеху и радости Пирошки, они тоже, видно, хотели пуститься в пляс. Девушка чуточку лукаво и по-детски сверкнула глазами на мужчин, невольно поглядывавших на нее, но, чтобы загладить эту мимолетную водность, по-взрослому кивнула несколько раз всем и попрощалась.

— Приняли? — спросил пожилой чиновник.

— Да, благодарю вас, — ответила Пирошка.

— А куда?

— В овощной цех. Надсмотрщицей. — И не могла удержаться, чтобы не добавить: — На четыре кроны в день.

— Желаю вам счастья, барышня! — с улыбкой ответил пожилой чиновник.

И не только он, но и все остальные, улыбаясь, поклонились уходящей Пирошке. Они не отводили глаз до тех пор, покуда Пирошка гордо, самоуверенно, как может идти только семнадцатилетняя девушка, едва касаясь пола и словно танцуя, не вышла и не притворила за собой дверь. Они еще некоторое время мечтательно смотрели ей вслед, потом нехотя склонились над бумагами и, против обычая, ни один не сделал никакого замечания.

2

Отряд счетоводов неизменно улыбался в ответ на остроты начальника отдела г-на Рааба. Иные даже поглядывали на шефа, словно желая этим сказать: как ни заняты, как ни усердны в работе, а все ж не в силах удержаться и не выразить хоть взглядом или улыбкой своего восхищения. Улыбка у всех чиновников, столь различных по возрасту, росту, объему, темпераменту, здоровью, цвету волос и глаз, выражению лиц и характеру, была тем не менее одинаковой. И то, что один шире, другой уже растягивал губы, а третий и вовсе выпячивал их кружочком, не играло роли. Все улыбки были одинаково засахарены в сладости лицемерия.

Но при всем этом полчище счетоводов было разношерстным. До войны в конторе работало лишь шесть человек. Они-то и считались «старой гвардией», презрительно говорили между собой о новичках, которым не хватало ни «теоретических», ни «практических знаний» для «сложной работы», требующей «большой профессиональной сноровки». Ведь в конце концов судьба тружеников всего консервного завода зависит от того, правильно ли будет рассчитана заработная плата. А это не шуточки! Широкий взгляд на мир, исключительный, редко встречающийся талант, годами накопленный опыт, знание людей и обстановки — все это требуется для того, чтобы кто-то мог, учитывая прошлое и прозорливо предвидя грядущее, составить по всем правилам искусства платежную ведомость и, исходя из нее, расписать заработную плату на отдельных конвертах.

«Жестянщик седьмого разряда. Почасовая оплата — 35 филлеров. Умножая на шестьдесят шесть часов — 23 кроны 65 филлеров. Столовая — 7 крон 60 филлеров. Страхование — 2 кроны 40 филлеров. На вдов и сирот — 10 филлеров. Итого к оплате — 13 крон 55 филлеров». А чтобы кассир не ошибся, сумму эту следует написать большими буквами поперек всего конверта: «Тринадцать крон 55 филлеров».

«Надсмотрщик. Поденная плата — 6 крон. За неделю — 36 крон. Страхование — 3 кроны 50 филлеров. На вдов и сирот — 10 филлеров. Итого к выплате — 32 кроны 40 филлеров». «Тридцать две кроны 40 филлеров».

«Чернорабочий. Почасовая оплата — 24 филлера. Пятипроцентная военная надбавка, страхование, столовая, на вдов и сирот. Итого к выплате — десять крон 72 филлера».

Да что говорить, работа эта ответственная, сложная, требующая большой затраты умственных сил. И корпорация счетоводов, хоть и старалась вести себя скромно, однако безмерно гордилась ею. Тем более что от их расчетов зависит судьба людей, особенно когда пара башмаков стоит уже двадцать — тридцать крон, а цена на килограмм сала подскочила до пяти крон. Цены и вообще-то скакали, как козлы, завидевшие соль. Чернорабочий, холостой, если бы он даже вовсе перестал есть и платить за квартиру, все равно не мог бы купить себе пары башмаков на недельное жалованье, на старательно выписанные каллиграфическим почерком «десять крон и 72 филлера».

Сам начальник отдела г-н Рааб поступил на завод после того, как разразилась война. Он приходился дальним родственником какого-то совсем дальнего родственника хозяина завода боеприпасов. Потому и стал г-н Рааб, получив предварительно освобождение от военной службы, начальником корпорации счетоводов военного завода. Всячески намекая и привирая, он превратил тоненький волосок родственной связи в толстенную веревку. Его остроты ценились не только представителями «старой гвардии», но даже новые счетоводы относились к ним восторженно. Это были большей частью раскормленные сынки торговцев и ремесленников, работавших перед войной подмастерьями, юристы без дипломов, таперы, безработные актеры, мечтавшие освободиться от военной службы и осуществившие свою мечту. Все они восхищались г-ном Раабом. Между ними было заключено соглашение по всем пунктам. Первый пункт: г-на Рааба должно уважать, ибо г-н Рааб их защищает. Второй пункт: допущенные в корпорацию обязаны держаться сообща, чтобы не допускать новых людей и не подвергать опасности свои места.

— Славный парнишка! — заметил о Пиште пожилой счетовод, бывший актер. Он был отважнее других, так как не подлежал призыву.

— Курицын сын, — добавил старый, изнуренный человек, бывший тапер, до войны усердно колотивший клавиши рояля в каком-то кино. Слова г-на Рааба он повторил с чуть заметной иронией.

— Господа! — перебил их г-н Рааб. — Я хоть и состою родственником семейства барона Манфреда, но ежели