Подкрутка - Харлан Кобен

– Что изменилось?

– Я вырос.

– Ух ты! – Майрон опять глотнул «Йо-Хо». – Сложный ребенок.

Уин усмехнулся:

– Ты все равно не поймешь.

– А ты попробуй.

Локвуд отставил бокал в сторону и подался вперед:

– Почему победа так привлекательна? Люди обожают победителей. Они смотрят на них снизу вверх. Победитель вызывает восхищение, более того – поклонение. Его называют «героем», «смельчаком», «мужественным парнем». Все хотят оказаться рядом с ним, прикоснуться к нему. Все мечтают быть как он. – Уин развел руками. – Но почему? Что такого есть у победителя, чему мы можем подражать? Слепое стремление к успеху? Себялюбивое желание повесить себе на шею очередной кусок металла? Одержимость, которая готова принести в жертву все на свете, включая других людей, лишь бы завладеть еще одной позолоченной статуэткой? – Он взглянул на Майрона, и его обычно спокойное лицо передернулось гримасой. – Почему мы аплодируем этому эгоизму, этой самовлюбленности?

– Соревновательный дух – не так уж плохо, Уин. Ты берешь крайности.

– Но как раз крайностями мы больше всего и восхищаемся. Твой соревновательный дух по самой природе направлен к экстремизму и сметает все на своем пути.

– Ты упрощаешь, Уин.

– Потому что все и есть очень просто, приятель.

Майрон некоторое время разглядывал потолочные балки, потом произнес:

– В твоих рассуждениях есть ошибка.

– Какая?

– Когда я играл в баскетбол, – начал он, – то есть когда я влез в это по-настоящему и достиг того уровня, о каком ты говоришь, мне было, в общем, наплевать на счет. Я почти не думал ни о противнике, ни о том, чтобы у кого-то выиграть. Я был один, будто в другом измерении. Может, это прозвучит глупо, но играть на пределе своих сил – тут что-то есть от дзен-буддизма.

Уин кивнул.

– И когда ты чувствовал это острее всего?

– Не понимаю, о чем ты.

– На тренировках? Нет. На каких-нибудь малозначительных играх или когда твоя команда вела на тридцать очков? Нет. В сладостную нирвану, друг мой, тебя погружал дух соревнования. Страстное желание – почти неизбежность – побить самого сильного противника.

Майрон хотел открыть рот, чтобы возразить, но почувствовал усталость.

– Не уверен, что у меня есть правильный ответ, – пробормотал он. – В конце дня я хотел выиграть. Не знаю почему. Например, я люблю мороженое. А почему, не знаю.

Уин нахмурился.

– Оригинальное сравнение, – сухо произнес он.

– Слушай, уже поздно.

К дому подъехала машина. В комнату вошла молодая блондинка и просияла улыбкой. Уин улыбнулся в ответ. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Уин не возражал. Он всегда был вежлив со своими девушками. Никогда не выставлял их из дому. Если они хотят остаться на ночь, ради Бога. Кто-то мог бы подумать, что у него мягкое сердце и добрая душа! Ничего подобного. Уин позволял им оставаться, потому что ему все равно. Они ничего для него не значили. Он для них неуязвим. Абсолютно непроницаем. Ну, так пусть остаются, почему бы нет.

– За мной приехало такси, – сообщила блондинка.

Уин продолжал улыбаться.

– Мне понравилось, – добавила она.

Никакой реакции.

– Ты всегда можешь найти меня через Аманду, если хочешь… – Девушка бросила взгляд на Майрона, потом снова на Уина. – В общем, ты знаешь.

– Да, – сказал Уин. – Знаю.

Блондинка наградила его натянутой улыбкой и удалилась.

Майрон смотрел ей вслед, стараясь делать вид, что ничего особенного не происходит. Проститутка! Боже мой, это проститутка! Уин обращался к ним раньше – в далекие восьмидесятые, когда, заказав еду в китайском ресторанчике, звонил в бордель «Ноубл-Хаус» и приглашал к себе азиатских девушек, чтобы устроить так называемую китайскую ночь, – но теперь, в его возрасте?

Потом он вспомнил про «шевроле» и похолодел.

Майрон повернулся к Уину. Минуту они смотрели друг на друга.

– Мораль читаешь, – усмехнулся Уин. – Мило.

– Я же ничего не сказал.

– Неужели?

Уин встал.

– Куда ты идешь?

– На улицу.

У Майрона сжалось сердце.

– Не против, если я пойду с тобой?

– Против.

– Какой автомобиль ты возьмешь?

Уин не ответил.

– Спокойной ночи, Майрон.

Болитар лихорадочно соображал, как лучше поступить, но он сознавал, что это безнадежно. Уин уходит. И никакие силы его не остановят.

В дверях Уин задержался и взглянул на друга:

– Можно задать вопрос?

Майрон кивнул.

– Кто вышел на тебя первым? Линда Колдрен? – спросил Уин.

– Нет.

– Тогда кто?

– Твой дядя Баки.

Локвуд поднял одну бровь.

– А кто порекомендовал тебя Баки?

Майрон молча смотрел на друга, не в силах унять дрожь. Уин кивнул и повернулся к двери.

– Уин!

– Иди спать, Майрон.

Майрон не пошел спать. Даже не пытался.

Он сидел в кресле Уина и смотрел в книгу, не понимая ни слова. У него не было сил сосредоточиться. Он откинулся на мягкую кожаную спинку и стал ждать. Миновало несколько часов. Тьма перед глазами стала темно-пунцовой, в ней мелькали какие-то обрывочные сценки с участием Уина. Майрон закрыл глаза и попытался отогнать их.

В половине четвертого он услышал, как подъехала машина. Мотор заглох. В двери повернулся ключ, и она открылась настежь. Уин шагнул в комнату и бросил на него бесстрастный взгляд.

– Спокойной ночи, – обронил Уин.

Он ушел. В спальне хлопнула дверь, и Майрон перевел дух. Отлично, подумал он. С трудом поднявшись с места, он потащился в свою комнату. Улегся на кровать, но спать не хотелось. Где-то в животе прятался мутный черный страх. Когда он начал наконец задремывать, дверь открылась, и в нее хлынул яркий свет.

– Все спишь? – раздался знакомый голос.

Майрон продрал глаза. Он уже привык, что Эсперанса Диас входила к нему в кабинет без стука, но вламываться в спальню – это что-то новое.

– Который час? – прохрипел он.

– Полседьмого.

– Утра?

Эсперанса ограничилась своим фирменным жгучим взглядом, который можно было смело использовать для расчистки завалов на дорогах. Она подняла руку и одним пальцем откинула за ухо несколько черных прядей. Ее смуглая кожа навевала мысли о средиземноморском круизе при лунном свете, о чистой воде и загорелых крестьянках в оливковых рощах.