Эльфийский Петербург - Алексис Опсокополос

что кесарь непричастен к гибели деда, но при этом обвиняет Романова, чтобы начать войну, то тут уже ничего не сделать.

— Это лишь первый из двух вариантов! — напомнила бабушка.

— Но при втором, если кесарь убил деда, войну тоже не остановить. Вы же сами об этом сказали. Получается, замкнутый круг.

— Не совсем замкнутый, но похоже, — согласилась бабушка.

— А дед не мог на последнем свидании с адвокатом заблокировать часть его воспоминаний? Или дать ему ложные? — с робкой надеждой спросил я исходя из моего невесёлого опыта в Польше. — Раз Дроздов неодарённый, это было бы несложно.

— В теории да, несложно, — сказала бабушка. — Но это довольно затруднительно сделать с подавителем магии на шее. А его с Костика явно никто не снимал ни на секунду. В противном случае твой дед разнёс бы тюрьму и сбежал.

Княгиня Белозерская замолчала и решила уделить немного времени завтраку, который уже остывал, я же пытался переварить полученную информацию. Было непросто.

— Теоретически есть ещё варианты, — неожиданно сказала бабушка, отодвинув тарелку уже через минуту, видимо, ей тоже было не до еды. — Например, убить мог не Романов, а какая-то третья сила, чтобы рассорить кесаря и эльфов.

— Вы имеете в виду орков?

— Я имею в виду кого угодно, кому на руку этот конфликт, в том числе это могут быть и силы из-за рубежа. И ещё есть вариант, что адвокат мог не знать о планах Костика. Твой дед мог поручить Дроздову готовить апелляции, он мог говорить, что хочет получить помилование, чтобы потом это всё выглядело реалистично. А потом Костик покончил с собой, а адвокат выполнил роль, которую ему уготовили, даже не подозревая ни о чём. Вариантов много, мальчик мой, но если их начать разбирать, то возникает много вопросов, и все эти версии рассыпаются. И лишь в двух случаях вопросов нет вообще.

— Получается, нет никакого смысла искать адвоката, потому что, даже если мы найдём его, это ничего не изменит?

— Да. В плане войны ничего. Если смотреть с этой позиции, то не стоит тратить на поиски время и силы.

— Но найдя его, мы узнаем правду.

— А ты к этому готов?

— К правде?

— Не только.

— А к чему ещё я должен быть готов?

— Сделать выбор.

— Какой? — спросил я и тут же сам понял.

Сейчас я находился словно между двух огней: с одной стороны — родной отец, который несмотря на выбраковку и всё остальное с этим связанное, всё же оставался моим отцом и, как мне казалось, сильно заблуждался в отношении кесаря и потому собирался с ним воевать и мстить якобы за убийство деда, с другой — Романов, который помогал мне, который пытался не допустить развала страны, и который, как я думал, не убивал моего деда.

И отец, и кесарь были по-своему правы, и у меня не было необходимости принимать чью-либо сторону. Я хотел их примирить и верил, что смогу это сделать, если найду адвоката деда. Но всё менялось, если кесарь убил деда или если он не убивал, и отец это изначально знал. В таком случае кто-то из них мне лгал, да и не только мне.

— Получается, что здесь без вариантов — кто-то уже почти два года лжёт, — сказал я. — Как Вы думаете, кто?

— Ты не поверишь, — ответила бабушка довольно эмоционально. — Но у меня даже предположений нет. Им обоим это и выгодно, и невыгодно одновременно. В одинаковой степени.

— Теперь я ещё сильнее хочу найти адвоката.

— Ты уверен?

— Да.

— А я всё же ещё раз спрошу тебя: ты уверен, что сможешь сделать выбор? Ты ведь понимаешь, что после этого придётся его делать?

— Мне кажется, что после этого как раз таки не придётся. Выбор за меня сделал тот, кто всё это время меня обманывает. Нас всех обманывает. Именно поэтому я и хочу найти адвоката.

— Мальчик мой, — произнесла бабушка, улыбнувшись, но при этом как-то очень уж грустно. — У меня довольно холодное сердце, но даже оно порой не может принять некоторые вещи, которые принимает мой разум. Тебе будет нелегко.

— Знаю. Но выбора-то уже нет. Теперь, пока мы не найдём этого адвоката, я не смогу доверять ни отцу, ни кесарю, а ведь один из них со мной честен.

— Значит, надо его найти. Теперь во что бы то ни стало.

Некоторое время мы сидели молча, а затем бабушка неожиданно спросила:

— А тебе самому чего бы хотелось? Чтобы кто из них оказался прав?

— Не знаю, — признался я. — Знаю лишь, что и в том и в другом случае будет больно.

*****

Сержант пограничной службы Рогожкин стоял в наряде на посту наблюдения. Административная граница между Санкт-Петербургской и Вологодской областями в последние три дня напоминала государственную, по крайней мере, со стороны Вологды. По всей границе были расставлены дополнительные посты — начальство объяснило это тем, что в Новгороде ждут провокаций от эльфов.

Сам Рогожкин в такие страшилки не особо верил: кому нужна была Вологда, кроме вологодцев? Вот Карелия — другое дело. Ребята, служившие там, рассказывали, что эльфы не прочь были забрать себе эти земли, поэтому в Карелии к угрозе нападения подходили серьёзно. Там и в наряд на охрану границы заступали только одарённые. А на участке, который охранял Рогожкин, одарённым бил лишь один из десяти пограничников.

Задача у сержанта была простая — следить за вверенным ему участком и в случае чего доставать ракетницу и делать выстрел. А потом сразу же нажимать на тревожную кнопку, что лежала у него в кармане. И если получится, то попытаться задержать нарушителя. Но здесь всё зависело от того, кто нарушит границу — против одарённых шансов у обычного сержанта не было.

Рогожкин достал телефон, чтобы посмотреть, который час. Было без пятнадцати два. Стоять оставалось ещё прилично — до шести. Было скучно, хорошо хоть спать не хотелось. Сержант посмотрел на небо, пересчитал звёзды, определил созвездия, потратил на это дело пятнадцать минут. Затем он решил послушать пение соловья, но, к удивлению, заметил, что ночной певец молчит.

И молчал не только соловей — никто в лесу не издавал никаких звуков. Это было необычно и непривычно. Неприятная тишина пугала. Рогожкину показалось, что он оглох. Сержант решил хлопнуть в ладоши, чтобы проверить свой слух. Но сделать это у него не получилось — руки не слушались. Рогожкин попробовал шагнуть — тоже ничего не вышло. Единственное, что он мог — это смотреть, как со стороны Санкт-Петербургской области идёт цунами. Именно цунами — другое слово здесь не подходило.