Короли абордажа - Владимир Шигин

Поворотливость кораблей давала Демохару полную возможность атаковать октавианцев с фронта и одновременно обойти их и атаковать во фланг или в тыл; весьма возможно, что при этом их сомкнутый строй был бы расстроен, что дало бы помпеянцам случай напасть на тяжелые корабли с боков или с кормы, а может быть даже атаковать один корабль сразу несколькими своими. Но у Домохара, по-видимому, не хватило находчивости; представление о морской тактики у него отсутствовало.

Единственным тактическим маневром в обоих этих сражениях является предпринятый Агриппой у Навлоха охват неприятельской линии, благодаря которому неприятель был прижат к берегу и почти полностью уничтожен; охват этот, правда, напрашивался сам собой, так как большая численность кораблей Октавиана сама по себе удлинила протяжение его боевой линии на левом фланге, в сторону открытого моря».

Наступили новые времена. Антоний продолжал оставаться на Востоке. Октавиан — весьма, надо сказать, лицемерно — обвинил его в «необоснованном» убийстве Секста Помпея. Это явилось дополнительным поводом к охлаждению и, в перспективе, стремительному ухудшению отношений между недавними союзниками. Вскоре Антоний публично заявил о своем браке с Клеопатрой. Более того, он начал чеканить монеты с изображением себя и Клеопатры и дарить египетской царице и своим детям от нее римские территории в восточных провинциях. В число этих земель вошли Армения, Мидия, Парфия, Финикия, Сирия и Киликия. Все это, безусловно, невероятно раздражало римлян, и ряд сенаторов в особенности, и было понятно, что долго так продолжаться не может. В Риме циркулировали слухи о том, что Антоний давно стал простым орудием в руках Клеопатры, что он совершенно потерял разум и волю, околдованный приворотными зельями царицы, что римскими легионами на Востоке распоряжаются евнухи и служанки Клеопатры. Впрочем, все это было недалеко от истины.

Октавиан раздувал эти настроения, тем более что у него самого в сенате было немало противников, ориентировавшихся на Антония. Они обвиняли Октавиана в отстранении от власти Лепида и прочих грехах. Общая ситуация клонилась к тому, что отношения между двумя соправителями должны были вылиться в открытую вражду с применением военной силы. Должен был остаться только один. Осенью 33 года до н. э. Антоний отправил войско под командованием своего полководца Канидия Красса (бывшего полководца Лепида) из Армении к малоазийскому побережью и вскоре сам отправился туда же — в город Эфес. Военные приготовления Антония вызвали естественное беспокойство Октавиана. 1 января 32 года до н. э. только что избранный консул Гай Сессий выступил в сенате с речью, направленной против Октавиана. Через несколько дней Октавиан, окружив сенат своими войсками, потребовал от сенаторов вынесения специального решения, направленного против Антония. Одновременно с этим он разрешил всем сопутствующим Антонию покинуть Рим, чем и воспользовались оба консула и также 300 сенаторов — все они вскоре добрались до Антония. Вслед за этим сенат объявил войну египетской царице Клеопатре… Поскольку Антоний выступил на защиту своей союзницы и жены, то он также был объявлен «врагом Республики». Началась еще одна — бог знает какая уже по счету за последние 60 лет — гражданская война. Впрочем, не надо было быть слишком прозорливым, чтобы догадаться, что она, скорее всего, станет последней: слишком мало фигур уже оставалось на арене римской политической истории.

Весну 32 года до н. э. Антоний оставался в Эфесе, собирая силы для похода в Грецию и Италию. Как только завершился период зимних штормов, в Эфес прибыла египетская эскадра в составе 200 боевых кораблей и огромного количества транспортников. Клеопатра шла на своем флагмане, носившем, насколько известно, название «Антониада». Вначале Антоний собирался отправить царицу обратно, однако та, вместе с Кандием Крассом (он был подкуплен царицей), убедила Антония, что ей совершенно необходимо остаться в его ставке. Вероятно, это было его роковой ошибкой — хотя, впрочем, сомнительно, чтобы Антоний выиграл эту войну и в отсутствие Клеопатры. Хуже всего было то обстоятельство, что в атмосфере типично восточного интриганства, которая теперь установилась в ставке Антония, полководцы и военачальники высокого ранга, обиженные царицей Египта, в массовом порядке бежали к Октавиану. Через этот канал шла утечка информации, да и с кадровой точки зрения командный состав был серьезно ослаблен.

Антоний и Клеопатра со своими силами постепенно перемещались на запад. Вначале их базой стал остров Самос, потом — Афины. Общая численность флота к концу 32 года до н. э. достигла 800 боевых и грузовых кораблей, войско насчитывало не менее 19 легионов. Впрочем, штаб этой армии больше напоминал бродячий цирк, поскольку туда были созваны все доступные актеры, музыканты и певцы, устраивавшие бесконечные представления и праздники. Как пишет Плутарх, «в народе с недоумением говорили: каковы же будут у них победные празднества, если они с таким великолепием празднуют приготовления к войне?!»

Впрочем, главной ошибкой Антония было промедление в нападении, в результате которого его противники успели подготовиться. Армия и флот Октавиана, возглавленные его славным адмиралом и полководцем Агриппой, выдвинулись навстречу противнику. Они сконцентрировались в Брундизии и Таренте. С другого берега моря подошли силы Антония и Клеопатры. Обе армии вышли друг против друга, и главной интригой было то, кто именно сумеет взять стратегическую инициативу в свои руки и первым переправиться на противоположный берег — Антоний в Италию или Октавиан на Балканский полуостров.

Как говорили, Октавиан собрал флот в составе 260 боевых кораблей, отличавшийся не «хвастливою высотою или громадными размерами кораблей, но удобоуправляемостью, быстротой и безупречной оснащенностью каждого судна». Многие из этих судов служили во флоте еще со времен войны с Секстом Помпеем, некоторые были спущены на воду совсем недавно. Агриппа и Октавиан располагали множеством хорошо обученных кадров моряков. Значительное количество из этих кораблей относилось к типу либурн — таковых было никак не менее половины общей численности, были суда и более тяжелых классов: триремы, квадриремы, квинкверемы и, вероятно, даже гексеры — крупнее судов не было. Более крупные корабли несли на себе боевые башни и артиллерию, но таких кораблей было совсем мало, и отнюдь не они, а именно либурны в конечном итоге определили исход грядущего сражения.

Затем Октавиан отправил к Антонию гонцов с требованием не терять времени даром, а немедленно выйти с флотом в море, где и померяться силами. Антоний в ответ вызвал Октавиана на поединок, а в случае отказа предлагал сразиться у Фарсал, где когда-то сражались Цезарь и Помпей. Чтобы понять весь комизм ситуации, надо помнить, что Октавиан был довольно хилым и с военной точки зрения малоспособным человеком, в то время как Антоний — типичным «солдатским императором», как сказали бы позднее: большого роста, огромной физической силы и с грубоватыми манерами.

Историк А. А. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Что касается флота Антония, то в его составе было большое число огромных по размерам кораблей, среди которых были и легкие суда, и тяжелые — от трирем до децемрем. Вероятно, следует считать неоспоримым фактом, что здесь были выставлены наиболее крупные суда в истории античного мира — и с этой точки зрения война Антония и Октавиана и морские битвы в ее ходе все же по-своему уникальны. Стремление к безмерному увеличению размеров и водоизмещения кораблей, свойственное эллинистическим государствам, теперь вылилось в свою финальную фазу. Как сообщает Дион Кассий, эта гигантомания имела под собой вполне четкое обоснование. Антоний был прекрасно знаком с ходом и результатами последнего сражения Агриппы с Секстом Помпеем при Навлохе. Именно анализируя это сражение, он и пришел к выводу, что исход битвы был предопределен тем, что корабли Агриппы были крупнее кораблей Помпея и на них было больше морских пехотинцев. Так что размеры кораблей Антония стали результатом не только традиций, но и новаторства — он старался превзойти вероятного противника и, как водится в таких случаях, перегнул палку.