Сигнал бедствия. Авантюрист Депар. Охотничьи досуги. - Майн Рид

и много слов, — сказал Страйкер. — Я хочу сказать только, чтобы добыча разделена была поровну.

Оба, и Падилья, и Веларде, изобразили удивление на лицах.

— Это что значит? — спросил Падилья, делая вид, что не понял.

— Только то и значит, что добыча должна быть разделена поровну. Понимаете, господин Падилья? Не прикидывайтесь непонимающим: Джека Страйкера вам не надуть. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь. А если уж хотите мне бросить песку в глаза, так пускай песок будет золотой, тот самый, что лежит в каюте.

Старина и Стряпка сидели безучастно. Страйкер уже все объяснил им. Они готовы были поддержать его.

— Вы говорите о золотом песке! — воскликнул наконец младший помощник. — Вы все, значит, знаете?

— Конечно, знаем, — ответил Страйкер.

— Что же из этого следует? — спросил Падилья.

— То, что уже сказано, — ответил каторжник. — Может быть, вы хотите, чтобы я повторил еще раз? Извольте! Золотой песок должен быть роздан поровну всем в экипаже.

— Ей-Богу, это так и должно быть! — с жаром воскликнул Девис.

— Безусловно! — повторили француз и датчанин и за ними в тон Старина и Стряпка.

— Возражать бесполезно! — сказал Страйкер, обращаясь к обоим испанцам. — Большинство против вас. А в таких случаях, насколько мне известно, большинство право. Сейчас мы просим только одного — справедливости. Положим, я согласен, что вы начали это дело. Но начать — это пустяки. А кончить, вот это главное. В таких делах важно не начало, а конец. Опасности подвергаемся мы все, и какова она — вам нечего мне рассказывать. Каждому из нас грозит петля на шею.

Падилья и Веларде сердито молчали.

— Есть еще один. Я говорю, — продолжал Страйкер, — не о Гомесе и Хернандесе. Те будут довольны тем, что получат женщин, которых они так добиваются. Тот, о котором я говорю, правда, вступил в дело уже тогда, когда оно было начато. Но не будь его, нам было бы гораздо труднее. Поэтому ему нужно дать долю, равную со всеми.

— Это кто же? — спросил Падилья.

— Нечего говорить, кто, — возразил тот. — Вот он идет вниз. Пусть он сам говорит за себя.

Послышались шаги, показалась пара ног, а затем и весь Гарри Блью.

Падилья и Веларде испугались. Они уже представили себе, что заговор открыт, что все дело пропало и что Страйкер просто подшучивал над ними. Им уже показалось, что их сейчас схватят, наденут на них кандалы, и что, может быть, для этого и идет старший помощник.

Но они вскоре все успокоились. Страйкер рассказал Гарри Блью, о чем идет речь.

— Я заодно с вами, друзья! Как дело ни сложится, а уж я не отстану. Страйкер прав. Надо решить по большинству голосов. Двоих здесь не хватает. Они оба у руля. Пойдемте туда и предупредим их. Нам бояться нечего. Капитан спит. Корабль в нашей власти.

Все направились к выходу. На верхней палубе они собрались вокруг люка, но прежде чем идти дальше, остановились, ожидая, что скажет им старший помощник. Падилья не участвовал в сходке.

Лунный свет озарял их лица. На этих лицах написано твердое решение бороться. Но нет противника. Капитан спит. Корабль в их власти.

Глава XLIII

ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ

Гомес стоял у руля. Рядом с ним был Хернандес. Оба еще не старики; тому и другому не более тридцати лет. Оба смуглы. Только у Гомеса борода черная, а у Хернандеса темная, с золотистым отливом. У того и другого длинные усы и баки, скрывающие не только щеки, но отчасти и шею, так что трудно узнать, что выражают их лица.

Оба выше среднего роста, но Гомес выше и плотнее Хернандеса. На них матросские шляпы. У Гомеса она нахлобучена на глаза, горящие мрачным, злобным огнем. Смотрит он в сторону, как бы отворачивая лицо и не желая, чтобы прочли его мысли.

Несмотря на то что Гомес лишь простой матрос, он, кажется, имеет некоторое влияние на младшего помощника и почти на весь остальной экипаж, особенно на испанцев. Ясно, что Гомес — глава заговора. Хотя люди наняты Падильей, но очевидно, что тот получает приказания от Гомеса.

Пять тысяч долларов жалованья за службу меньше месяца должны были вызвать подозрения у каждого.

Кроме того, наниматель потребовал, чтобы никто не отказывался ни от какого приказания. Но нанятый под такими условиями экипаж был не такого сорта, чтобы беспокоиться из-за такого вздора, и большинство поступивших на чилийское судно было готово на любое преступление.

Гомес пребывал в неведении, хотя и заметил, что люди шепчутся между собой, и опасался неприятностей.

Хернандес был того же мнения. Но, стоя вместе у руля, они говорили совсем не о том. Их мысли были устремлены на другое. Руководила ими не корысть, а любовь. Они беседовали тихо, но желавшие могли расслышать их разговор. Однако кругом никого не было. Вахтенные сменились и теперь были внизу, капитан спал в каюте и пассажиры тоже.

О двух из пассажиров и говорят эти люди и таким языком, который кажется невероятным в устах простых матросов.

Впрочем, это не покажется странным тому, кто знаком с Хилем Гомесом и Хернандесом и кому известны их замыслы относительно молодых девушек. Разговор начал Гомес.

— Как быть с ними, когда мы высадимся?

— Женимся на них, вот и все, — ответил другой. — По крайней мере, я так решил. А ты что думаешь относительно Иньесы Альварес?

— Только бы удалось. Насчет этого беспокоиться нечего.

— Хорошо бы! Но боюсь, могут быть препятствия. Одно-то во всяком случае.

— Какое же?

— А если они не согласятся?

— Да плевать на то, согласятся они или нет! Мы обвенчаемся с ними, вот и все. Я все улажу, если только не заблуждаюсь насчет того, куда мы едем, и насчет людей, которых мы там встретим. Когда я в последнее время был в Сантьяго, там у меня были знакомые, которые, думаю, не забыли меня до сих пор и не откажутся оказать мне услугу, особенно если я заплачу, да еще золотом. Если падре Падьерна еще жив, он-то и обвенчает меня с Кармен Монтихо. Лет девять, как я не видал почтенного отца. Может быть, он уже протянул ноги, а может быть, и жив еще. Не беда, даже если он и умер. Молодой падре Гонзаго был приходским священником в деревушке. Теперь он, пожалуй, достиг более высокого сана. Но я уверен, что он еще не забыл то время, когда мы вместе с ним совершали разные любовные похождения. Как видишь, дружище, мы пристанем не к пустынному берегу, населенному дикарями, а, напротив,