Малабарские вдовы - Суджата Масси

–Аббе лучше на небесах, так амми[39] говорит.– Насрин протянула руку и с любопытством дотронулась пальчиком до края сари Первин.– У вас очень красивое сари. Не черное, не как у них.

Первин в первый момент запуталась, но потом вспомнила, что «амми»– это мама на урду.

–Они, наверное, не всегда будут ходить в черном, но сейчас так положено по обычаю.

–Мы будем соблюдать траур четыре месяца и десять дней,– без выражения произнесла Разия.– Потом станем одеваться как захочется, но поводов для радости у нас нет.

Первин ощутила, что Разия глубоко скорбит по мужу. Возможно, помимо душевной утраты, она еще и ощущает бремя заботы обо всей семье. Мумтаз и Сакина тоже выглядели подавленно. Первин стало интересно, одинаково ли Омар Фарид относился ко всем трем женщинам, раскрывался ли перед каждой по-иному, любил ли одну сильнее другой.

–А почему на вас сари так странно завязано?– тоненьким голоском спросила Ширин, прервав мысли Первин.– Так неправильно.

–Ширин!– укорила ее Сакина с мягким смешком.– Простите, пожалуйста, мою дочь за ее глупость.

–Хороший вопрос!– одобрила Первин.– Я из парсов, у нас принято носить сари так.

–Можно, пожалуйста?– попросила Насрин, вытягивая пальчики, чтобы потрогать вышивку.

–Конечно, можно.– Первин застыла, точно манекен, чувствуя себя так же, как чувствовала, когда родственницы суетились вокруг, оправляя сари перед свадьбой.

–А кто такие парсы?– спросила Амина, медленно произнося заученные английские слова.

–Зороастрийцы, которые родились в Индии.– Увидев, как вопросительно сошлись к переносице бровки Амины, Первин пояснила:– Мы тоже поклоняемся богу, но зовем его не Аллахом, а Ахурамаздой[40]. Мои предки приехали на кораблях из Персии очень, очень давно. Другие зороастрийцы прибыли оттуда в последние сто лет. Они себя называют иранцами, потому что так по-персидски называется наша страна.

–А, понятно. Это как англичане зовут нас магометанами[41]. А мы мусульмане.– Глаза Амины так и сверкали.– Мои предки приехали из Аравии. Тоже на очень больших кораблях.

–Амина, ты учишь английский?– Первин удивили и сообразительность девочки, и то, что она отвечала по-английски, хотя Первин говорила на хинди.

–Мы все его учили, пока была английская гувернантка. Можно я поздороваюсь как следует: «Good afternoon, Miss Mistry»[42]?– Амина вытянула тонкую ручку, чтобы Первин ее пожала.

–Очень рада знакомству,– ответила Первин, пожимая руку Амины и думая, что все три девочки так и искрятся энергией. Потом она повернулась к Ширин и Насрин и заговорила на хинди:– Вот только вашего брата здесь нет. А я бы хотела и с ним познакомиться.

–Он наверху, спит. Ну, раз уж мы все познакомились, может, сядем?– предложила Сакина тоном любезной хозяйки.– Фатима, сходи к Икбалу, попроси его приготовить кувшин фалуды[43].

Юная служанка кивнула и поспешно вышла.

Гостеприимство вдов крайне располагало, но Первин не могла допустить, чтобы консультация превратилась в дружеские посиделки. Указав на свой портфель, она сказала:

–Мне очень приятно беседовать со всеми вами, но я должна переговорить с каждой отдельно.

–В зенане секретов нет. Мы все сестры!– откликнулась с дружелюбным смешком Сакина, показав полный рот сверкающих зубов. Как так вышло, что Сакина выглядит просто отлично, а вот Разия и Мумтаз – нет?

–Я это понимаю. Но судья потребует от каждой из вас отдельного письма. Ведь ваш муж женился на каждой из вас индивидуально, с каждой заключил свой договор на махр.– Говоря, Первин обвела всех жен взглядом. Похоже, Разия и Сакина не на шутку встревожились, а вот выражение лица Мумтаз не изменилось. Судя по виду, она привыкла подчиняться чужим приказаниям.

–А можно мы тут останемся?– спросила Амина.– Похоже, будет интересно.

Первин призадумалась: наверняка для этих детей гости – большая редкость.

–У меня есть идея. Если дети хотят заняться музыкой с Мумтаз-бегум, можно это сделать прямо сейчас. Перед тем как поговорить с ней, я приду и послушаю.

–Да, безусловно,– отозвалась Мумтаз, глядя на детей с усталой улыбкой.– Давайте порепетируем и устроим концерт.

–А как же фалуда?– захныкала Насрин.

–Мы тебе нальем стаканчик, если ты будешь стараться.– Сакина ласково посмотрела на дочь.– Первин-биби, я переговорю с вами первой, в своих личных покоях наверху.

«Биби» было уместным уважительным обращением к Первин, молодой незамужней женщине.

Вот только странный это дом, где вторая жена вызывается говорить прежде первой.

Бомбей, февраль 1921 года

Вслед за Сакиной Первин поднялась по широкой мраморной лестнице в отдельный мир вдов Фарида. Здесь окна были закрыты мраморными решетками-джали, а все вокруг было испещрено пятнами света. Было красиво, но полутемно: Первин вспомнила, каково пытаться читать на балконе после заката.

Коридор зенаны на втором этаже изгибался буквой «Г». Сакина провела Первин по длинному проходу в более короткий, в конце его находилась металлическая перегородка-джали. Подойдя ближе, Первин разглядела, что тонкий узор на металле напоминает садовую решетку, увитую лозами с гроздьями винограда.

–Какая дивная работа, она мне напоминает двери кабинетов у нас в конторе. Возможно, что их делал один и тот же мастер.– Первин подошла поближе и увидела, что, судя по всему, позолоченная джали заперта с другой стороны, а в центре в ней проделана широкая щель, прикрытая дверцей на петлях.– А это что такое?

Сакина ответила улыбкой на ее комплимент, а потом пояснила:

–По этой джали проходит граница между зенаной и главной половиной дома. Через щель мы можем передавать бумаги и другие мелкие вещи. Это реликт былых времен, но теперь в доме живет Мукри-сагиб, и мы считаем уместным опять ею пользоваться.

–Здесь вы и сидите, когда разговариваете с Мукри-сагибом?– Первин посмотрела на скамеечку, обитую розовым бархатом.

–Да. А с другой стороны стоит стул, на который дозволено садиться джентльмену, если он получил разрешение войти в бунгало и имеет необходимость с нами поговорить.

Первин важно было узнать, с кем общаются эти женщины.