Герцог Бекингем - Серж Арденн

– Так в том-то и дело, что уехала! Туда… allí,allí!

Подпрыгивая на месте, указывая пальцем вдаль, куда-то в бескрайние просторы, раскинувшиеся за стенами фермы, толстяк, казалось, был готов взлететь, направляясь на помощь несчастной девушке.

– …где стреляли! donde tiroteo!

– Санчес, лошадей! Со мной четверо!

Повелительно прокричал граф. Через минуту Дордо, бок о бок с испанским офицером, в сопровождении четверых всадников, мчались, распарывая светом факелов непроглядную мглу ночи. В двух десятках эстадо1 от дороги появились очертания экипажа, запряженного парой лошадей. Дордо спешился и, осветив борт кареты, воскликнул:

– Да это же наш рыдван!

Он распахнул дверцу и, не обнаружив девушки, закричал:

– Где вы, мадемуазель Камилла?! Где вы?!

Следовавший за ним Альтемарина обошел карету, похлопав лошадей по влажным мордам.

– Эй, француз!

Послышался возглас испанца. Капрал бросился на голос. Граф склонившись над телом малыша Люмье, пытался нащупать пульс. Дордо опустился на колени.

– Мёртв.

С сожалением произнес офицер. Дордо упал на спину, обхватив голову руками. Его горло сжало отчаяние, и сквозь слезы пикардиец запричитал:

– Бог мой, Дева Мария и Святой Бернар, где же мы найдем её, кто, кто те мерзавцы, что похитили её!

Из тьмы донесся конский топот. Не менее дюжины всадников появились с востока в разбавленной лунным светом мгле. Испанцы, покинув седла, вскинули мушкеты и аркибузы, окружив карету. Огоньки тлеющих фитилей, красными глазками засветились во мгле. Альтемарина пригнувшись к земле, положил руку на эфес шпаги в ожидании приближающейся кавалькады.

– Эй, кто здесь?!

Воскликнул он, вглядываясь в надвигающиеся из тьмы силуэты. В ответ прозвучал окрик:

– Карающий меч Святого Мигеля!

Услышав пароль, граф не замедлил выкрикнуть отзыв:

– Священное знамя Сантьяго!

– Альтемарина, это вы? Какого дьявола вы здесь делаете?

– Простите дон Монтеро.

Поднявшись с колена, промолвил Сантальягос:

–…но полагаю я вправе задать вам тот, же вопрос.

Высокий, статный сеньор, который был назван «доном Монтеро», ловко спрыгнул на землю, дружелюбно улыбнувшись, подошел к графу.

– Странное дело, друг мой. Я со своими людьми возвращаюсь из Капингама и вдруг что же? Слышу выстрелы, женский крик. Как вы понимаете, любезный граф, я не смог остаться равнодушным к мольбам таинственной сеньориты.

– Девушка спасена?! Лейтенант, она с вами?!

Взволнованно воскликнул граф. Дон Монтеро усмехнувшись, иронично взглянул на приятеля, и, обернувшись к отряду кавалеристов, указал на молодую особу, притаившуюся на крупе одной из лошадей за спиной широкоплечего усача.

– Сеньорита, к счастью, цела и невредима, а вот троим прохвостам, похитившим под ночным покровом столь прелестное создание, уже более не вкушать земных благ под сводами наших грешных небес.

Лейтенант перекрестился. Дон Риккардо, робко, будто до конца не поверив словам друга, приблизился к черному силуэту всадника, пытаясь разглядеть ту, что сумела, за столь короткое время их знакомства, разбудить в его душе доселе неведомые струны. Ещё час назад, беседуя с мудрым приором, он не испытывал ничего подобного к молодой особе, что скромно молчала присутствуя при их болтовне, лишь немного краснея встречаясь взглядом с испанским дворянином. И только когда толстяк француз сообщил о похищении сеньориты, он понял, что потерял нечто важное, то без чего, быть может, даже, не стоит жить.

Граф подошел к девушке и, обняв её за талию, опустил на землю. Свет серебристой луны отражался в серых бездонных глазах Камиллы, устремленных на молодого испанца. Сердце дона Риккардо затрепетало в груди, он, взяв девушку за руки, чуть слышно прошептал:

– Я не хочу, что бы вы уезжали.

Она, пожав плечами, отвела взгляд.

– Если я не в состоянии предотвратить нашу разлуку, то прошу вас дать мне обещание.

Слезы, словно жемчужины, блеснули в девичьих глазах.

– После того как мы расстанемся, каждую ночь смотрите на луну, молю вас, смотрите и знайте, где бы я ни был, что бы со мной не случилось, как и вы я буду смотреть на неё и думать о вас, милая Камилла.

Его пылающая рука, накрыла прохладную ладонь девушки.

– И ещё, я хочу, чтобы вы запомнили – куда-бы вас не увезли, где-бы мы не оказались, я непременно найду вас, непременно. Клянусь.

1 Эстадо – испанская мера длины равная 1,5 метрам.

ГЛАВА 14 (73) «Собачий хвост»

ФРАНЦИЯ. ШИНОН.

С невероятной стремительностью, быстрее ноябрьского ветра вырвавшегося на бескрайние просторы, разносятся и ширятся по округе слухи, сопровождаемые выпяченными глазами, пеной у рта, растопыренными пальцами и сбивчивостью восторженного рассказчика. Нет большей услады для лишенных возвышенных устремлений умов и иссушенных обыденностью душ, чем сплетни: бодрящие -чужим горем, навивающие скуку, порой зависть – чужим счастьем, и находящие восхищение в чужом богатстве. Как мы помним, не стали исключением, из этого отвратительного списка, обсуждаемые на каждом углу городка Шинон, и несметные сокровища графини Трамбаччи, которые казалось, даже разрасталось, словно на дрожжах, в то время когда различные болтуны, воспевая, будто преумножали их.

И вот, в один из пасмурных летних деньков, в небольшой, захудалый трактир, под названием «Собачий хвост» – что примостился под крепкой крепостной стеной, опершись своей покосившейся крышей, с точащими во все стороны света трухлявыми стропилами, на шершавые выступы контрфорсов – вошли три молодца. Их грубые лица, казалось, гармонировали с платьями, в которые они были облачены, лишенные даже намека на утонченность и элегантность. Невзирая на то, что у каждого из мужчин на ремне висела шпага, а на ботфортах красовались шпоры, говорить о принадлежности сих угрюмых господ, даже к провинциальной аристократии, было бы излишне неразумно.

Суровые, рыщущие, словно у легавых по кровавому следу, взгляды обшарили сумрачный зал, зацепившись за единственного посетителя, мирно дремавшего над пустой кружкой. Мужчины молча, переглянулись и, не проронив ни слова, уселись за стол напротив посапывавшего во сне человека. Тот, открыв глаза, равнодушно оглядел незнакомцев, после чего удивленно заглянул в пустую кружку.

Уловив, молчаливое, но вместе с тем красноречивое, желание одинокого посетителя промочить горло, смуглый, кучерявый парень, лет тридцати, обратился к рыжеволосому верзиле сидящим по правую руку:

– Картобра, прикажи-ка трактирщику принести нам и нашему другу Жаку, несколько кувшинов белого анжуйского.

У человека, чью макушку прикрывал дурацкий фетровый колпак, при упоминании о вине, от икоты задрожало воронье перо, венчавшее дивный головной убор. Он, мутными, округлившимися глазами, с недоумением оглядел кучерявого незнакомца, чей пьемонтский акцент, даже, не столь сильно резанул слух, как глупости, которые он не смущаясь, изрекал. Очевидно, окончательно освободившись из объятий ласкового Гипноса1, обладатель сухой кружки, решил, дабы внести ясность, поправить незнакомого пьемонтца: