Темные вершины - Алексей Винокуров

– Лежите, лежите, – проговорил Хабанера или как его там. – Не беспокойтесь. Не обязательно на меня смотреть, даже лучше вообще не видеть. Пусть я буду для вас голосом свыше, гласом судьбы или Бога, уж как вам самому угодно – тем более что примерно так оно и есть на самом деле. В вашем случае по меньшей мере.

Буш неожиданно для себя успокоился – судьба так судьба.

– А почему Хабанера? – только и спросил.

– Фестиваль молодежи и студентов, – отвечал ему голос свыше приятным баритоном, – помните, был такой, тоже судьбоносный? А может, и не фестиваль никакой. Может, просто папа – испанский студент, пусть даже и без фестиваля. Маманя, романтическая девушка, влюбилась в него без памяти – и вот родился я, к вашим услугам, так сказать, – не поймите, впрочем, буквально. А еще может быть, что я внук испанских грандов, спасенных от режима Франко, тоже нельзя исключать, разные есть версии. Теперь уж все равно не узнаешь, мать-старушка умерла родами, спросить некого.

Бушу почему-то совершенно было не жалко испанолюбивую старушку. Никак он это все не прокомментировал, только посмотрел, в свою очередь, на Грузина.

– Что же вы так долго не шли? – спросил.

Кантришвили ухмыльнулся криво, косо, нехотя стал объяснять, что не до того было, так насели со всех сторон менты и прокурорские – себя бы спасти. Пришлось держать осаду страшную, небывалую, впору коньки отбрасывать, какая уж тут гомеопатия! На счастье, Коршун на горизонте появился, требовал, чтобы Кантришвили, кровь из носу, вытащил Буша из холодных застенков.

– Ох и суров твой друг, – посмеивался Валерий Витальевич, – ох и грозен. Прижал к стене, замочить угрожал, если не спасу тебя. Я ему говорю: да я сам тебя замочу, а он мне – буду, говорит, в кошмарах вам являться, как тень отца Гамлета, с черепом в руках… И, поверишь, не врал, даже уже и начал – еще до смерти.

Грузин говорил это со странной улыбкой, так что не понять, серьезно или шутит, а Коршун все сидел с лицом сердитым и непроницаемым, взъерошенный сидел, как настоящий коршун.

– Напугал, значит, вас Сан Саныч?

– Напугать дешевле всего, – согласился Грузин. – Но не всякого, знаешь, можно напугать. Тут всегда по человеку смотреть надо: напугать или подкупить, взять лестью или лаской.

– И чем же он вас взял?

Коршун, как оказалось, взял Грузина соображениями чести и долга.

– Не то чтобы я помереть боялся, – объяснял Грузин, – все рано или поздно умрут. Но неудобно было, что вроде как предатель получаюсь корпоративных интересов. А предателей и прочих сук, сам знаешь, правилка ждет и на том свете, и на этом.

Грузин разошелся, стал философствовать. Эту его слабость, похоже, знали все присутствующие, никто даже не пытался остановить. Было тут много сказано об экзистенции русского человека, и как его следует брать не силой, но лаской, а силу беречь напоследок – то есть когда уже подцепили, как рыбу на крючок, и вот тут-то надо поддергивать туда и сюда, как того же карася, чтобы ни минуты покоя не знал и не возомнил о себе многого.

– На этом весь русский бизнес стоит, – жарко толковал Грузин. – Не давать людям роздыху, пусть трепещут и бесперечь обсираются. Человек каждую секунду должен думать о том, как ему выжить. Если его от страха освободить, он же о правах своих задумается, о повышении зарплаты и восьмичасовом рабочем дне.

– А у нас разве не восьмичасовой?

– По закону – да, а на практике… Вот у меня банкир знакомый, и фамилия подходящая – Грех, так он своим работникам вечно переаттестации устраивает, переэкзаменовки, штрафы выдумывает, новые программы вводит. Так, чтобы после работы только до постели добраться могли да и рухнуть без памяти. С менеджментом тоже суров. То здоровается, то нет, а они все время на измене: что не так, чем недоволен? А он всем доволен, просто вожжи нельзя ослаблять. Вся потогонная фордовская система – детский сад рядом с нашим русским бизнесом… Только я зря это все говорю. Как неграмотный не разберет, что в книге писано, так и честный не поймет, что такое есть русский бизнес. Ну а если в двух словах, то человек человеку волк – вот и весь бизнес, и больше ничего. Ясно это?

– Теперь да, – искренне отвечал Буш.

Грузин посмотрел на него с легким удивлением, но все-таки кивнул, довольный.

– У нас вся жизнь – один сплошной бизнес, все волки, и никому верить нельзя. У нас любой кинет любого, сын – мать, дочь – бабушку. И всех вместе кинет государство. Да что кинет – уже кинуло, и не раз. И чего? Бунт начался, революция? Капитаны да майоры взяли табельные пистолеты и пошли строить генералов, которые при новых властях людоедствуют? Да ничего подобного. Потому что в органах такие же люди, как и везде, у них кишка тонка. А кишка должна быть толстой и непроходимой. А кулак – всегда готов к удару. Я, когда в школе учился, знаешь, что мне в дневнике писали? «Дрался как умел – царапался, кусался, дергал за волосы и визжал…»

Да, так оно и было, детство Грузина прошло в борьбе за жизнь. Зато все боялись его еще со школы, за версту обходили, потому что он духовитый был, жестокости не робел. Ему даже в борьбу предлагали идти, в дзюдо, но он не согласился: дзюдо подлый вид спорта, узкоглазый. Конечно, вслух этого не говорил, наоборот, говорил, что он легкий слишком, его все время бросать будут, бить башкой об ковер. Ему советовали в ответ незаметно кусать врага за яйца – вот и выйдешь в чемпионы, так все делают. Но подобная кулинария не пришлась мальчику по сердцу, и он пошел в бокс. Там для победы не обязательно было кусать за яйца, можно было просто ударить туда же, вместо того чтобы кусать. Правилами запрещалось, конечно, но кто же для правил идет в спорт, давно нет таких дураков. К тому же боксеры девушкам нравятся, и не потому что от хулиганов защищать, а потому что сам кавалер способен заехать девушке промеж ушей, а у нас в России известно: бьет – значит, любит. И наоборот, бросает через бедро – значит, не любит.

Человека же, по мнению Грузина, надо было любить, человека вообще, а не только девушек. Любить, а не бояться. Об этом еще Иисус Христос наш православный говорил, а мы все тут православные – иначе бизнеса не сделаешь, люди не поймут. И крест на нас не просто так висит, для украшения, крест – это маяк наш, чтобы мы видели, куда идем, а паче того видели нас. С крестом не во тьме грехи наши, а сияют на полмира, адских сфер достигают, меа кульпа, вопиют, меа максима кульпа, величайшая вина, а как иначе! Да, да, вина, а вины мы не боимся, пусть наши грехи и небо узрит – не один ад. Грешим, это есть, но о прощении не просим, ибо гордые, ибо орлы… Не просим, нет, но если вдруг простят – возражать не станем, спасибо скажем, цинасцар гихдит мадлобас!

Буш едва не уснул под темпераментные, но однообразные крики Грузина – Хабанера не дал.

– Это все, – сказал он неприязненно, – надо было объяснить человеку раньше, до того как в свой бизнес поганый его втягивать. Тут тебе и крест был бы, и рэкет, и распилы бюджетов. А после драки, знаешь, кулаками не машут. Но теперь, слава богу, все это позади. А лично я вам, Максим Максимыч, уполномочен сделать такое предложение, от которого вы не сможете отказаться, просто не захотите.