Любовь, обман и бриллианты - Сергей Витальев

— Представляю, — выдавила она сквозь смех, а немного успокоившись, сказала: — Не переживай, Шурик, Светка быстро отойдет, она у нас отходчивая, как и я.

— Мне все равно, отойдет она или нет, — ответил я раздраженно. — Мне с ней детей не крестить.

— Как знать, как знать, — снова рассмеялась Ольга, посмотрев на меня загадочно, а потом как-то сразу посерьезнела и, нахмурившись, спросила: — Ты вот что, Шурик, лучше скажи, где нам искать шкатулку. Это во-первых. И где мы будем сегодня спать, это во-вторых.

Мы немного подумали. Потом Ольга решила:

— Ладно. Сейчас съездим ко мне, потом пообедаем и я созвонюсь с Ленкой — может она снова нас приютит.

Возле Ольгиного дома никакого «опеля» не было. Или преступники отдыхали, или у нашего страха глаза были непропорционально велики.

— Шуричек, — ласково обратилась ко мне девушка. — Сходи, пожалуйста, за моими вещами. Я тебе сейчас объясню, где что лежит, а я пока посижу на стреме. А это тебе для защиты, — достала она из сумочки свою газовую игрушку.

Я удивленно спросил, чего она боится — бандитов нет и в помине. Но Ольга, как всегда, заупрямилась и наотрез отказалась идти домой, сказав, что, как только я принесу ее вещи, мы сразу же «свалим в безопасное место». Я возразил, что могу «свалить» и домой. И в результате, еще немного покапризничав, она все же отправилась вместе со мной в свою квартиру.

Дома Ольга кинулась спешно собирать свои вещи. Она набила ими огромную сумку, потом, вдруг вспомнив, что хотела переодеться, вытряхнула все обратно, надела свой умопомрачительный свитер и снова принялась запихивать вещи в сумку.

Я молча наблюдал за этой суматохой и думал, что всего лишь неделю назад у меня в жизни не было никаких проблем. То есть проблемы-то, конечно, были, но абсолютно другого свойства. А сейчас… Сейчас мне казалось смешным, что мы куда-то должны бежать и прятаться непонятно от кого. Ерунда какая-то…

Додумать не дала Ольга. Она сунула мне в руки огромный баул, чуть поменьше ее самой, и потянула прочь из квартиры.

Запихивая ее вещички в машину, я полюбопытствовал:

— Ты что, собрала весь свой гардероб?

— Нет, только самое необходимое.

По ее лицу я понял, что она не шутит, и подумал, что в ее положении на случай чрезвычайной эвакуации нужно иметь под рукой грузовик. Эта мысль повлекла за собой другую, и я решил на досуге как следует ее обмозговать.

И вот второй раз за день, мы оказались в уже знакомом нам кафе.

Из чистого любопытства, можно ли этой девушке хоть чем-то подпортить аппетит, я сказал:

— А знаешь, ведь эти идиоты и за Светланой охотятся. Ты вот тут сидишь, обедаешь, а ее, может быть, уже поймали и отобрали ваше приданое.

Ольга прожевала мясо, постучала ножом по тарелке и ответила:

— Надо предупредить Светку. — И она принялась отрезать от бифштекса новый кусочек.

Я мысленно поздравил себя с тем, что хоть одна из сестер побеспокоилась о другой.

Поскольку Светлана не желала меня ни видеть, ни слышать, я настоял на том, чтобы Ольга сама ей позвонила. Девушка с сожалением посмотрела на мороженое, но отправилась-таки поговорить с сестрой. А когда вернулась, то с тревогой в голосе сообщила мне, что Светланы нет на работе — отпросилась с самого утра.

— Не иначе, у нее встреча с этим мерзавцем, — заключила она, имея в виду, как я понял, немца.

— Я заметил, что слово «мерзавец» — ваше любимое.

— Это мое словечко, а Светка просто у меня его переняла.

— Не знал, что можно одалживать слова.

Ольга ничего не ответила — была занята мороженым.

Покончив в конце концов с обедом, Ольга расплатилась, заявив, что я у нее на службе — помогаю искать сокровища, и оставила официантке щедрые чаевые. Наверняка из женской солидарности.

Дело в том, что, когда мы второй раз появились в кафе, официантка меня сразу узнала, а Ольгу в новом обличье — нет. И вы бы видели взгляд этой официантки, увидевшей меня с другой, по ее мнению, дамой через несколько часов, после того как я побывал у них с первой. Думаю, она была готова просветить на этот счет мою спутницу, если бы, приглядевшись, не поняла, что это та самая девица, но уже без парика.

После обеда Ольга снова попыталась дозвониться до своей сестры и до своей подруги. Я стоял рядом и наблюдал, как терпеливо она набирала номер Светланы и Лены на телефоне-автомате. Никто нигде не отвечал.

Очевидно, Ольга малость подустала от поисков шкатулки. А может, тоже плохо выспалась. Или до нее дошло, что понедельник — не лучший день для поисков сокровищ. Как бы то ни было, совещание в машине постановило: ночевать будем на даче. Что ж, я не возражал против такого решения. Я уже давно ни в чем не перечил. Я только настоял на том, что нужно заехать к Светлане и оставить ей записку, чтобы она была как можно осторожнее, а если она дома, то и ее забрать на дачу. Ольга нехотя со мной согласилась.

Когда мы приехали к дому Светланы, Ольга накарябала записку и уже собиралась подняться наверх, я сказал ей:

— На всякий случай напиши, что мы можем быть на даче или у Лены.

— Ты что, сказал ей, что мы ночуем у Ленки?

— Нет. А если бы и сказал, что в этом такого? Вы строите тайны из ничего, скрытничаете, не досказываете, переворачиваете каждая по-своему… Я сыт этим по горло!

— Ладно, Шуричек, успокойся, — чмокнула меня Ольга в нос. — Такие уж мы со Светкой уродились. Смирись, раз уж связался с нами. Я скоро, не скучай, — выпорхнула она из машины.

Это я с ними связался!

Вскоре девица вернулась и с тревогой на личике сообщила, что Светки нет. Мы еще немного постояли возле подъезда и, как и было решено, отправились на дачу.

По пути, по настоянию Ольги, мы заехали в магазин за продуктами. И вот тут случилась неожиданность.

Я уже в общем-то привык за время нашего знакомства видеть Ольгу разной: гневной и смеющейся, печальной и несносной, в меру развратной и даже ласковой. И все эти настроения могли сменяться в течение нескольких минут. Но я никогда не видел ее плачущей. И именно я стал виновником ее слез. А всего-то и сделал, что пошутил по поводу ее чрезмерного аппетита, когда она набрала огромную сумку продуктов. Хотя, может быть, шутка вышла не совсем удачной. Но, как бы то ни было, едва мы уселись в машину, Ольга неожиданно расплакалась.

Сквозь ее всхлипывания я с трудом разобрал:

— Вы все смеетесь надо мной из-за того, что я много ем. И ты такой же. Один папа никогда надо мной не смеялся.

Глядя на ее взъерошенную головку, на размазанную по щекам тушь, которая ничуть не портила ее лица, а, наоборот, делала его более трогательным, я как мог стал успокаивать девушку. Даже осмелился предложить ей свой носовой платок, но Ольга сначала оттолкнула мою руку, воспользовавшись своим тончайшим платочком, в уголке которого я заметил вышитые инициалы «С.К.», а потом все-таки приняла и мой. Мы помирились, и я искренне попросил у нее прощения.