Дрейф - Александр Варго

— Наш медовый месяц только начался, — вкрадчиво проговорила Веста. — Запасов еды хватит на неделю, выпивка есть. Топливные баки заполнены под завязку. Танки тоже полные.

— Танки, — с туповатым видом повторил Павел. — Какие, на хер, танки?

— Питьевые цистерны, — охотно пояснила Веста. Со стороны казалось, что она испытывает наслаждение, ведя этот странный диалог. Между тем где-то глубоко внутри Павла ширилось что-то громоздко-скользкое, пропитывая плоть едким смрадом и разбухая, словно смертельно ядовитый гриб.

«Эта сбрендившая сука будет катать меня на своем корыте, пока мы оба не сдохнем. Вместе с ее долбаными танками-цистернами, — подумал он с нарастающим ужасом. — Ей все равно нечего терять…»

— Ты… — промямлил мужчина, запнувшись. Веста с простодушной улыбкой наблюдала за ним.

— Ты… ты хочешь меня наказать? — наконец вырвалось у Павла.

Веста пожала плечами.

— А смысл? Ты считаешь, что во мне бурлит чувство мести? И у меня руки чешутся тебе что-то сделать? Знаешь, я ведь на самом деле хотела тебя выкинуть за борт. Но не потому, что ты сравнил мои половые органы с кастрюлей. Я не хотела, чтобы на моем месте очутилась бы другая женщина. Ты не имеешь права обманывать их. А тем более лишать жизни из-за каких-то цацек и денег. Теперь насчет Тейна. Он очень хорошо знал Сережу. Мой брат как-то оказал ему большую услугу, и Тейн был предан Сергею, как собака. Ко мне он тоже хорошо относится. Так что если возникнет форс-мажорная ситуация, Тейн встанет на мою сторону, Павлик. И когда полиция начнет задавать какие-то вопросы, он меня прикроет. Но это в том случае, если мы вернемся на берег.

— Мне уже все по хрену, — прошипел Павел. — Говори, что тебе надо. Развяжи меня или убей прямо здесь!

Веста погладила его по слипшимся от пота и грязи волосам.

— Бедный мальчик, — сочувственно произнесла она. — Я не собираюсь тебя убивать. Для начала я бы хотела, чтобы ты услышал кое-что. Хорошо?

Несмотря на абсурдность ситуации, Павел истерично хохотнул:

— У меня есть выбор?

Веста подмигнула ему, поднявшись на ноги.

— Умничка. Сейчас у тебя выбора нет. Но я надеюсь, что тебе понравится.

Она подошла к одной из настенных полок, на которой высился компактный музыкальный центр. Подключив его к сети, она нажала на клавишу воспроизведения. Спертый воздух каюты внезапно пронизали сочные звуки скрипки, к которым вскоре присоединились альты.

— Узнаешь? — спросила Веста. — Этим симфоническим оркестром дирижировал Сережа. Ты, кстати, в курсе, что непосредственной предшественницей скрипки была так называемая лира де браччо? Этот инструмент, как и скрипку, тоже держали у плеча…

— Конечно, знаю, — буркнул Павел, про себя проклиная не только скрипку, но и вообще все, что имеет отношение к музыке.

Тревожно, будто предвещая беду, зазвенели литавры.

Веста вернулась к дивану и снова уселась на пол, на этот раз не без труда скрестив свои пухлые ноги по-турецки.

— Ты знаешь, кто изобрел ноты, Павлик? — полюбопытствовала она.

— Нет, и знать не хочу, — сквозь зубы ответил тот, но Веста пропустила эти слова мимо ушей.

— Ранее, до их изобретения в средневековой Европе использовались особые знаки — невмы, — начала она. — Это всякие крючочки и черточки. Но так случилось, что в итальянском городе Ареццо жил музыкант-монах по имени Гвидо. У него был необыкновеный голос, и он преподавал музыку. В Ареццо был монастырь, где Гвидо занимался с хором юношей — он учил их церковному пению. Занятия проходили ежедневно, начинаясь с распевки. А распевкой им служил «Гимн святому Иоанну». Можно сказать, этот гимн — самая важная песня в истории музыки. Ведь именно он положил начало нотам.

— Веста, завязывай…

— Не перебивай меня! — резко оборвала она Павла, и тот умолк с затравленным видом.

«Ладно, мразь. Дай мне только освободиться. За каждое твое слово я буду вырезать из тебя паззл!» — в бессильной злобе подумал он.

— …прошло десять веков, но ничего не изменилось — нот всего семь, — вновь заговорила Веста. — Представляешь? Всего семь нот, а сколько было создано за много веков шедевров в музыкальном мире! Тебе известны такие термины, как диез, бемоль, октавы, альтерация?

Павел тяжело вздохнул, театрально закатив глаза.

— Ты ведешь себя некультурно, — заметила Веста. — Даже если тебе неинтересно, ты не должен показывать это рассказчику. Ладно, не буду тебя мучать и плавно перейду к другой истории. Итак. Ее мне рассказал Сережа, мой любимый брат. Она об одном мальчике, который обожал музыку. Однажды, в далеких семидесятых годах он приехал со своими родителями на море в Новороссийск. Ему было семь лет, но он уже был вполне самостоятельным мальчиком. Папа дал ему три рубля со словами:

«Это тебе на карманные расходы. Распорядись ими, как считаешь нужным».

Они пошли на прогулку в город, и так случилось, что мальчик отстал от родителей — засмотрелся на ракушки и засушеных крабов, которых продавали на местном рынке. А потом пошел в другую сторону, но родителей там не было. В общем, он потерялся. Сначала он сильно испугался и несколько минут бегал по рядам, выискивая папу с мамой. Из его глаз уже были готовы хлынуть слезы, как он увидел нечто, что заставило его мгновенно забыть обо всем на свете. В последних рядах рынка за небольшим столиком сидел горбатый старик. Перед ним на столике стояла странная конструкция, напоминающая широкий турник, только в пять раз меньше. С поперечной перекладины на веревочках висели стеклянные колбочки каплевидной формы. Думаю, нечто похожее ты видел на уроках химии. Да, Павлик?

Павел открыл рот, чтобы ответить колкостью, но в последний момент решил промолчать. Незачем давать Весте лишний повод для психоза.

— В этих сосудах бились бабочки, — продолжила Веста. — Живые, красивые бабочки. А старик играл на них, точнее, не на них, конечно, а на колбах, с помощью крошечных молоточков. Ты, наверное, помнишь детский ксилофон? Когда я была маленькой, мне давали играть на этом инструменте в детском саду. Так вот, звук был точно таким же!

Мальчик стоял как завороженный, не в силах отвести взгляд. Примечательно то, что рядом никого не было. Проходящие мимо люди на мгновение притормаживали, но, разглядев, что за стеклом колб трепыхаются бабочки, тут же прибавляли шаг, недовольно бурча. А мальчик стоял и смотрел, затаив дыхание. Очень быстро внутренняя поверхность сосудов помутнела из-за размазанной пыльцы, оставленной крылышками. Вскоре одна бабочка упала бездыханной на дно колбы. Но горбун все равно продолжал играть. Он играл долго. И за все время к его столику никто не подошел, лишь одна тетка возмущенно крикнула, что пожалуется на старика, обозвав его живодером.

Умерла еще одна бабочка. Третья, изнуренная от бесплодных попыток освободиться, просто сидела на дне своей стеклянной тюрьмы. Она вздрагивала лишь тогда, когда в колбу ударял молоточек… А ударял он очень часто. Остальные продолжали трепыхаться, размазывая по стеклу пыльцу.