Тридцать шестой - Александр Виленский

«Интересно, — подумал я, — а если бы я был не „умудренным опытом“ сорокалетним мужчиной, а юным дарованием, что бы я выбрал?»

— Да как и все, — по привычке, страшно меня раздражавшей, вслух ответила Наташа. — Захотел бы славы, богатства, ослепительно яркой жизни, любви народной вкупе с любовью женской и прочего, чем все бредят в молодости. А потом сильно раскаивался бы. Были случаи. Но происходило и обратное, когда из-за дурацких случайностей все это великолепие рассыпалось в прах. Только это совсем другая тема. Расскажу как-нибудь.

Да мне, собственно, ничего надо не было. Во всяком случае, в данный момент. Я вообще не был уверен, что мне хоть что-то надо. Но злорадно хотелось проверить ее, что называется, на вшивость. Деньги на счету — штука хорошая, но этого, сами понимаете, как-то маловато, чтобы поверить в сверхъестественное.

— А ты можешь прямо сейчас сообразить мне бутылочку холодненького пивка?

Она рассмеялась, открыла дверцу холодильника и достала запотевшую бутылку. Все, как я любил, — ледяное пиво в стеклянной бутылке.

— Да ну, — разочарованно протянул я. — Просто у тебя в холодильнике уже стояло пиво!

— Но теперь скажи, что это не чудо! — весело воскликнула Натаниэла.

За окном начало светать.

Нежный такой рассвет, робкий. Стало слышно разгульное чириканье каких-то птиц, доносились первые звуки утра: гудение автомобилей, лязгание открывающихся железных ставен продуктовых лавок, громкие голоса хозяев, соседей, перекрикивающихся друг с другом, лай собак во дворах — обычное утро обычного микрорайона обычного израильского города. Натужно гудя, проехал первый автобус — значит, скоро шесть.

Спать не хотелось совсем. Какой уж тут сон при таких-то делах.

Я подошел к окну и посмотрел на улицу. Внизу, на парковке, тотчас бросился в глаза криво поставленный «мерседес», занявший сразу две стоянки. «Вот мудак», — подумал я и обернулся к ней.

— Слышь, Наташ! — Она по-прежнему сидела, завернувшись в простынку, но уже покачивая одной ногой, закинутой на другую. — А если я попрошу крутую тачку? Типа «мерседеса»?

Она мотнула головой в сторону стола: там лежал фирменный пластиковый ключ, который ни с каким другим не спутаешь. «Мерседес». Надо же. Откуда?

— Во дворе стоит, — сказала она. — Ты припарковал его, как мудак.

Мне стало не по себе.

— А если я хочу не «мерс», a BMW?

— Значит, ты, как мудак, припарковал BMW.

Я выглянул в окно. Занимая сразу две парковки, внизу криво стоял здоровенный автомобиль, судя по всему, седьмой серии.

Я перевел взгляд на стол. Там лежали ключи с фирменным бело-синим значком. И мне опять стало очень страшно. Очень.

А Наташа весело спросила:

— Ну что, для начала будем становиться богачами, а, Монте-Кристо?

Иногда я готов ее убить.

Ну, это только так говорится — «готов убить», на самом деле это очень непросто. Наверное, не просто, никогда не пробовал. Единственное убийство, на которое я способен, — это комары и тараканы. Да и то не всегда.

Но часто мне кажется, что я так ненавижу эту Натаниэлу, что готов ее убить.

Эту или этого? У ангелов нет пола. А у демонов? С кем я спал-то?

При этом она совершенно очаровательна, тело ее безупречно, и на нее оборачиваются на улице и мужчины и женщины. Сексуальность, которую она ежесекундно источает, — дьявольская. Или ангельская?

Вот и сейчас я как завороженный смотрю на нее. А она, подтянув колено к подбородку, очень сосредоточенно, тонкими точными мазками покрывает лаком ногти на ногах. Сопит от сосредоточенности, как настоящая женщина вся поглощена этим занятием, потому что у настоящей женщины любые проблемы могут подождать пару минут, пока сохнет лак.

Голень упруго прижата к тонкому бедру, плоский животик беззащитно выглядывает из-под задравшейся застиранной майки, которую она почему-то обожает и таскает за собой по самым роскошным отелям мира. Грудь, расплющенная сильным бедром, все равно невыносимо красива и притягательна, особенно когда Натаниэла откидывается немного назад, чтобы полюбоваться красотой лакированных ноготков, и становится видно, как облегающе приподнимается ткань.

Я смотрю на нее и, кажется, должен бы чувствовать некое волнение, но не чувствую. Привык, наверное. Мы уже несколько лет таскаемся с ней по миру, и я постепенно начинаю понимать пошловатую истину пошловатой поговорки: «Не в деньгах счастье». Ну да. Деньги дают внешний комфорт, без которого невозможен комфорт внутренний, но внутри-то мы остаемся самими собой. Мне до сих пор неудобно давать чаевые белл-бою, мне неловко, когда вокруг роится обслуга, мне все время кажется, что сам я справлюсь лучше и быстрее, чего людей беспокоить. Неистощимый объект для Наташиных язвительных подколок. Она в этом как рыба в воде, словно всю жизнь была спутницей миллионера.

Деньги кажутся решением всех проблем только безденежным людям. Но понимаешь это только тогда, когда становишься владельцем большого капитала. Очень большого.

Я как-то спросил Наташку, сколько же у меня денег, она посмотрела на меня как на больного и дала вполне логичный ответ:

— Вот сколько надо — столько и есть.

Три года назад мы отправились в кругосветное путешествие. Мне казалось, что это самый лучший выход — уехать из страны, посмотреть мир, побывать там, где ты никогда бы не мог побывать. Это ж здорово — плюнуть на все и наконец-то пожить для себя. Мечта любого человека.

Но, как всегда, реальность оказалась несколько иной, чем представлялась нищему репатрианту из России.

Ну, уехали. Посмотрели (а как еще назвать то, чем занимаются туристы?) город-другой, а дальше все начало сливаться в сплошной поток невнятных воспоминаний и смутных ощущений. Еще один кафедральный собор, еще один королевский дворец, еще одна смена гвардейского караула, еще одна опера, — но спроси меня, чем отличается «Риголетто» в Венской опере от него же в Ла Скала, — я понятия не имею. Помню, что перед посещением оперы Наташка таскала меня по магазинам, потому что надо было «одеться прилично». Мы за совершенно безумные деньги купили какое-то подобие смокинга, при этом сидел он на мне отвратительно, как вообще все пиджаки. Фигура у меня под них не приспособлена, выгляжу портовым грузчиком, которого переодели в матроску, отобранную у мальчика из приличной семьи.

Зато Наташка купила себе «сногсшибательное», как она уверяла, платье и какие-то немыслимые ожерелья. Неважно, ангел или демон, но как только он принимает женское обличье…

Впрочем, это лучше, чем мужское. Во всяком случае, когда мы появлялись на всевозможных раутах, пафосных оперных спектаклях или в модных и невероятно дорогих ресторанах, я часто ощущал на себе заинтересованные взгляды дам самого различного возраста и положения. Они как бы говорили: