Золото небесных королей - Андрей Геннадьевич Демидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полтески, наверно, дети Змея Валдуты, старшего сына Матери-Змеи, лучшего воина из всех, что когда-то были, — сказал Оря важно, — они всем народом своим жили раньше в степях у Царь-града, и были воинами у греков и хазар. Потом прошли авары и разбил их народ на части. Одни ушли за Карпаты и назвались там болгарами, а другие пошли на Волгу, служить хазарам. Потом пришли от них на Каму, ближе к северу, в страну марийцев диких. Это было когда первые кривичи пришли к Москве и Аузе. Мой дед Рора, их, правда, убил всех, тех первых кривичей. Но потом пришли воины с отцом Стовова и началась война. Вождь Претич, знаете, за Колумном, и не собирается пока покоряться. Рагдай так поведал про полтесков, а про Претича сами знаете.
— Этот Рагдай — колдун! Его надо сжечь на костре! Уговорил князя Стовова идти в этот поход своими чарами колдовскими, — ответил Резеняк, делая вид, что не слышал слова стреблянина о странной войне стреблян с кривичами, — сидеть бы ему в Медведь-горе и зверьё в людей обращать. А он…
— Да, скверное дело получилось с этим походом, — еле прошли через Нерль, Ильмень, Волхов, Ладогу, Нову в Северное море, — ответил Оря, — через северное море до Одера и вверх по течению до Моравы на лодках-однодеревках, видимое ли дело?
— Ну да, будто нам на лодиях легче было против течения идти! — воскликнул Полоз, — мы все руки себе до мозолей кровавых стёрли на вёслах идучи.
— Просто вы как парус у мурманов переняли, разучились правильно на вёслах ходить, — проговорил с ухмылкой Крях, — свои лодии теперь без всякого смысла держите на Нерли, Клазьме, Ламе и Оке. Лишнее это там. Вниз проще на плотах ходить одноразовых, а обратно берегом идти легче. А вверх если плыть, то на лодках-однодеревках, так быстрее и сил меньше уходит. А вы на своих плавающих избах пытаетесь через пороги ходить и вверх по течению. Помните, на Ильмене, чуть не перебил людей на волоке со злости, что еле идут по помостам? Но зато в Новом городе отыгрались, разграбили.
— Старые мы стали с тобой, друг мой, вот чего, — вдруг грустно промолвил Резеняк, опуская на плечо Полозу широкую ладонь, — сам ты помню, как на плоту по Оке и Волге ходил до волго-донской переволоки, и в Солёное море с молодым князем заплывал. Чуть не полегли мы там все от сабель хазарских. Было время, но всё-то весело было…
— Теперь уж своих сынов за чубы держишь, как отец тебя раньше.
— Одного-то не удержал, — со вздохом ответил Резеняк, голос его задрожал, — лежал он сперва посечённый аварами в реке Одере, бледный как полотно, а потом отравился в погребальном костре к Яриле в жаркие страны, на небо.
— Да, наверное пролетит через Стовград проститься с матушкой, женой-то твоей старшей и с сёстрами.
— Да перелетит мой мальчик, старший сын птицей на ту сторону гор, с матушкой проститься, — проговорил Резеняк прикрывая глаза ладонью, — пусть она согреет его на прощание своим синим взглядом и поплачет о нём…
Наступило молчание. Всем было почему-то неловко тревожить этого огромного воина из старшей дружины Стовова, владельца подаренного князем земельного удела вдоль Неглимны и Аузы, имеющего несколько жён и множество наложниц, имеющего множество детей законных и ещё большее количество незаконных. Этот жестокий воин только что, почти не умея сражаться конно, отрубил мечом голову авару с одного удара, и потом собирался сделать чашу для питья из его черепа. Теперь он же плакал из-за гибели своего сына, княжеского гридня, закрывшего в бою на Одере Стовова от аварской стрелы, пущенной в упор, и получивший потом множество смертельных сабельных ударов. Он сам, дружинник, выбрал такую судьбу для любимого сына. Божество Ярило уже несколько раз спасал мальчика от смерти в боях, но теперь взяло к себе.
— Согреет, конечно согреет, — сказал Оря, на мгновение забывая, что пред ним человек, чуть не убивший его несколько лет назад во время кровавой битвы в канун праздника Журавниц за местечко Кидекша, — всех ждёт судьба потерь и смерти.
— Да, — сдавленно ответил Резеняк, поднимаясь с места и отходя от идола.
— Однако сюда движется множество всадников! — воскликнул испуганно Хилоп, поднимаясь на ноги и выбрасывая в сторону скорлупу от орехов, — это от нашей стоянки вроде отряд движется.
В той стороне, где был Одер, на тропе что-то происходило. Послышался лязг железа, глухой перестук копыт, позвякивание лошадиной упряжи, приглушённые листвой невнятные голоса.
— Это Стовов! — сказал Оря, всматриваясь в ту сторону, — вот и ответ на то, что нужно уходить отсюда, вот он и уходит! Нам толком ничего не сказал!
По травам, камням, ветвям и скалам поползли полосы жёлтого солнечного света. Совсем недавно возникшие белые клубы облаков, прилетевших с балтийского побережья, стали истончаться. Небо, словно проснувшись утреннего сна и вспомнив, что нынче почти лето, разорвало облака на лоскуты, Усиливающийся северо-восточный ветер погнал их к Судетским горам. Казалось, что они втискивались в седловины гор, расщелины, заставляя их там превращаться в дождь, косыми серыми столбам упираясь в их вершины. Здесь же солнце, через облачные окна, лилось на листву дубрав и травы, образуя в жарком воздухе золотые колонны. Вместе с этим вспыхнули ярким цветом полевые цветы, шляпки грибов, паутины, крылья насекомых и, даже, раскраска старого идола. Солнечный дождь из золотого света, отозвался ослепительными бликами ручьёв, радужно заблестели крупинки влаги на камнях и листьях.
Наконец из зарослей по тропе выехали всадники. Впереди на чёрном коне ехал Стовов, гордо подбоченившись. С ним старшие дружинники и гридни. Дальше ехали бурундеи во главе с Мечеком. Потом заложницы и грек, полтески и викинги. Большая часть викингов была пешей, хотя их оружие и припасы были навьючены на лошадей. Между двух моравских лошадок были устроены носилки, где лежало мёртвое тело конунга. Там же рядом ехал книжник со своим слугой, маленький сын ярла Эймунда и его воспитатель Ацур. Стребляне, тоже пешие, вышли на открытое пространство левее, у дубравы, ведя своих моравских лошадей для поклажи под уздцы.
Заметив у старого капища стреблян и кривичей из разъездов, они, не останавливаясь, стали двигаться в сторону ручья.
— Сидите, волки? — издалека крикнул Ломонос, — авары где?
— Один там, в дубах, — ответил Резеняк, уже вполне весело, тыча пальцем туда, где лежало обезглавленное тело степняка, — другие, не добитые, вроде недалеко здесь бродят, а может, это не
