Юнкер - Валерий Пылаев

От Егора Степаныча заметно попахивало спиртным — но на ногах он держался твердо.

— Вот тебе благородие. — Иван аккуратно подтолкнул меня вперед. — Только его вооружить надобно. А то все сугубцы уже с винтовками, а мой… вот так.

— Надобно — значит вооружим, — закивал Егор Степаныч. — Сейчас все в лучшем виде оформим. Принесу, распишетесь…

— Сударь… — Иван заговорщицки подмигнул. — Чего тебе лишний раз туда-сюда ноги носить, напрягаться. Ты нас пусти — мы сами отыщем — и принесем.

— Не положено вроде как… — с сомнением протянул Егор Степаныч — но тут же сдался. — Ладно, проходите, орлы. Только — молчком.

— Могила! — пообещал Иван.

Склад располагался чуть дальше по коридору, за железной дверью, которую каптенармус отпирал чуть ли не минуту. Тремя разными ключами — похоже, к своим обязанностям «гном» относился весьма серьезно. И уж точно не стал бы пускать кого попало — но для нас с Иваном все-таки сделал исключение.

Повезло мне с «дядькой».

— Вот они, родимые. — Иван указал рукой на длинную стойку у стены. — Как раз для молодых приготовили.

Со светом на складе было так себе, но я сразу заметил, что винтовок на выдачу осталось не так уж много — от силы полтора десятка. Остальные, видимо, уже разобрали мои однокашники.

— Не густо. — Иван почесал затылок. — Неплохо бы еще в ящики заглянуть, но туда нас точно не пустят… Ладно, выберем, из чего есть.

Я не возражал. Тем более что уже успел присмотреть себе «игрушку». Три или четыре винтовки с самого края стойки выглядели куда наряднее остальных, и среди них особенно выделялась ближайшая ко мне. Она приветливо поблескивала свежим лаком на дереве. Чуть отличавшемся от остальных — потемнее, благородного оттенка. И я уже протянул к ней руку…

— Барахло. — Иван дернул меня за рукав. — Не туда смотришь.

— А куда надо? — обиженно буркнул я.

— Сейчас скажу… — Иван неторопливо прошелся вдоль стойки, разглядывая оружие. — Да вот хотя бы сюда.

Винтовка, которую взял, явно не была новой… и не была уже давно. Приклад выглядел так, будто его неоднократно использовали то ли как лопату, то ли как весло. Лака на нем осталась едва ли половина, и дерево покрывали мелкие царапины, вмятины, потертости — из тех, что непременно появляются на видавшем виды оружии, сменившем не одну пару рук. Не лучше выглядели и металлические части — кое-где сквозь воронение просвечивал металл, а спусковой крючок и рычаг затвора были отполированы пальцами чуть ли не до блеска.

— Тридцать пятый год, — пояснил Иван, указывая на клеймо на магазинной коробке. — Раритет, можно сказать. Любая новая по сравнению с этой — хлам.

— Это почему?

— Ну… У нас в тридцать седьмом чуть с османами война не вышла — так мне рассказывали. — Иван на мгновение задумался, вспоминая. — Тогда винтовок много делать стали. Удешевляли производство, штамповали наспех — поэтому и металл уже не тот, и сборка тяп-ляп. А вот эту, — Иван передал мне оружие, — на века делали. Так что не смотри, что она такая… невзрачная.

На ощупь древнее — в два с лишним раза старше меня самого — оружие оказалось куда приятнее, чем с виду. Легло в руки приятной тяжестью и тут же отозвалось на прикосновение. То ли едва ли заметной вибрацией, то ли…

Я вдруг отчетливо понял, что когда-то этой винтовкой владел Одаренный. И весьма сильный.

— Ну как, понравилась? — усмехнулся Иван. — Берем?

— Берем! — Я вдруг испугался, что «дядька» отыщет на стойке что-нибудь еще. — И пойдем уже.

— … и это, милостивые государи, трехлинейная винтовка образца одна тысяча девятьсот тридцать второго года. — Ротный чуть возвысил голос. — Конструкции Игната Сергеевича Мосина. Основная стрелковая единица российской армии. Надежнейший, не побоюсь этого слова, аппарат, который по праву считается одним из лучших — если не лучшим в мире.

Господа юнкера слушали внимательно. Мама и Папа вел у нас не так уж много занятий — но каждое запоминалось надолго. А уж по сравнению с нагоняющими тоску лекциями по военной топографии и математике его классы и вовсе казались чуть ли не самым настоящим развлечением. Ротный щедро сдабривал теорию собственным войсковым опытом — а иногда и армейскими байками, от которых весь курс дружно ложился на парты в приступе хохота.

Но и доносил, что называется, как следует — и как следует спрашивал. Неуважения к своему предмету Мама и Папа не терпел категорически.

Но сегодня я слушал не слишком-то внимательно. И не потому, что занятие вышло скучным — ротный даже таблицу основных технических характеристик умел излагать по меньшей мере занятно. И все же конкретно сейчас куда больше, чем трехлинейная винтовка Мосина в целом, меня интересовала конкретно та, что попала мне в руки.

Точнее — следы магии на ложе и прикладе. Похоже, когда-то плетение покрывало оружие целиком, но теперь осталось только на дереве. То ли природный материал лучше «впитал» силу Одаренного, то ли тот почему-то обделил вниманием металлические части… то ли никакой практической цели это странное недозаклятье не подразумевало изначально.

Оно не отличалось какой-то запредельной сложностью, да и изяществом, пожалуй, не блистало — если не считать за таковое изрядное количество мелких деталей контура. Создавалось впечатление, что маг работал с Даром не один день, кропотливо покрывая приклад невидимым глазу узором. Просто так, потому что мог — как мастер по дереву, которому выпало долго сидеть без работы — и поэтому решивший заняться хоть чем-то.

И было в его «резце» что-то цепляющее, захватившее мое внимание целиком и полностью. Наполовину растворившиеся в небытие — за долгие годы, не иначе — контуры плетения казались… нет, не то, чтобы знакомыми — но что-то похожее на них я уже видел, причем неоднократно. И если…

— Господин юнкер, вы слишком медленно моргаете!

Размеренный рассказ ротного вдруг вменился властным криком. Мама и Папа гневался…

Но, к счастью, не на меня, хоть я и прослушал половину лекции, погрузившись в разглядывание магического контура. Досталось Богдану: господин юнкер Бецкий ночью улегся часа в три, старательно заучивая имена любимых женщин «благородного подпоручика» Подольского, и теперь основательно клевал носом.

— Никак нет, ваше высокоблагородие! — Богдан вскочил из-за парты и вытянулся по стойке «смирно». — Моргать вообще не смею!

— Да? — усмехнулся Мама и Папа. — Тогда повторите, что я только что сказал.

— Вы сказали — господин юнкер, вы слишком медленно моргаете… — Богдан на всякий случай чуть втянул голову в плечи и добавил: — Ваше высокоблагородие.

Заржали все — за исключением разве что десятка самых дисциплинированных. Даже Артем, обычно мрачный, как туча, улыбнулся, в первый раз на моей памяти показывая два ряда ровных белых зубов. Мама и Папа нахмурился… но тут же и сам ухмыльнулся и жестом посадил Богдана на место.