Восточно-западная улица. Происхождение терминов ГЕНОЦИД и ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА - Филипп Сэндс

В 1919 году Вена была столицей государства-обрубка, небольшой территории, уцелевшей от почти тысячелетней монархии. Город обветшавших зданий, забитый демобилизованными солдатами и возвращающимися домой военнопленными. Город, где царила инфляция и австрийское владычество «расползалось, будто медуза в руках»{107}. Стефан Цвейг описывал «мрачную» вылазку в истощенный австрийский город, «желтые и страшные глаза голода», хлеб – «черное месиво, имевшее вкус смолы и глины», перемерзшую картошку, мужчин, бродивших по улицам в старых мундирах и штанах, пошитых из мешковины, «тотальное падение нравственности»{108}. И все же Леон и его близкие, прожившие в Вене уже пять лет, обретали там надежду. И на юного Лаутерпахта обаяние либеральной культуры, музыки, литературы, кафе, университетов, открытых для всех, действовало с неменьшей силой.

Летом 1919 года, закончив юридический факультет, Лаутерпахт покинул Львов. Европейские границы в тот момент пересматривались, вопрос Львова еще не был решен: в январе 1918 года президент США Вудро Вильсон обратился к Конгрессу с посланием из четырнадцати пунктов, предлагавшим «автономное развитие» всех «народов Австро-Венгрии». В этом послании учитывались планы создания нового государства «с безусловно польским большинством»{109}. Концепция Вильсона имела еще одно, не предвиденное ее автором последствие: на наковальне Львова и его окрестностей выковывалось современное представление о правах человека.

В апреле 1919 года, когда версальские переговоры приближались к завершению, межправительственная комиссия по делам Польши провела восточную границу Польши. Она стала известна под названием «Линия Керзона» в честь британского министра иностранных дел, и Лаутерпахт сыграл второстепенную роль в подготовке этого решения (хотя никогда об этом не упоминал): он участвовал в работе комиссии как переводчик, поскольку владел языками и знал эти места. «В 21 год Герш был нанят переводчиком и вполне удовлетворительно справился со своими обязанностями», – сообщает его друг{110}. К тому времени Лаутерпахт говорил на французском, итальянском, польском и украинском языках и был знаком с ивритом, идишем и немецким. Он даже немного освоил английский. «Линия Керзона» прошла восточнее Львова{111}; таким образом, город и прилегающие к нему территории, включая Жолкву, оказались в Польше, и власть России на них не распространялась.

Эти события совпали с нападениями на евреев по всей Польше, что вызвало в Соединенных Штатах и в других странах озабоченность: сможет ли только что обретшая независимость Польша гарантировать безопасность немецкому и еврейскому меньшинству? Под сенью Версаля вырабатывался компромисс: Польша получит независимость, если примет на себя обязательства защищать права меньшинств. По запросу президента Вильсона гарвардский историк Арчибальд Кулидж исследовал ситуацию во Львове и Галиции и призвал гарантировать меньшинствам фундаментальные права «на жизнь, свободу и стремление к счастью»{112}.

Президент Вильсон предложил составить отдельный договор, чтобы увязать членство Польши в Лиге Наций с обязательством предоставить равные права национальным и расовым меньшинствам. Франция поддержала Вильсона, но Великобритания возражала, опасаясь, как бы не зашла речь о равных правах для прочих групп, в том числе «американских негров, южных ирландцев, фламандцев и каталонцев». Создаваемая Лига Наций не должна брать на себя защиту меньшинств во всех странах, настаивал представитель Великобритании, иначе она «присвоит себе право защищать китайцев в Ливерпуле, католиков во Франции, французов в Канаде, не говоря уж о более серьезных проблемах вроде ирландцев». Великобритания противилась любому умалению собственного суверенитета – попросту говоря, права обходиться с другими народами, как она сочтет нужным, – и тем более международному надзору. И она готова была отстаивать эту позицию даже ценой «большей несправедливости и угнетения»{113}.

На этом фоне прибывшие в Париж в марте 1919 года просионистские и национальные еврейские делегации предъявили требования национальной автономии, гарантии языковых и культурных прав, принципов самоуправления и представительства в органах власти. Пока эти вопросы обсуждались, пришло известие, что в 350 километрах к северо-востоку от Львова, в городе Пинске, группа польских солдат вырезала тридцать пять евреев{114}. Маятник качнулся в другую сторону: участники версальских переговоров подготовили версию договора, предписывающую Польше соблюдение прав меньшинств. 21 мая польской делегации был вручен экземпляр черновика, отражавшего призыв президента Вильсона «жестко защищать»{115} меньшинства. Польское правительство сочло это недопустимым вмешательством в свои внутренние дела. Игнаций Падеревский – знаменитый пианист, возглавлявший польскую делегацию, – обратился с письмом непосредственно к премьер-министру Великобритании Дэвиду Ллойд-Джорджу с возражениями против каждого пункта этого черновика. Не надо создавать «еврейскую проблему», предостерегал он, ни в Польше, ни где-либо еще. Опасаясь, как бы Варшава не отказалась вообще подписывать договор, Ллойд-Джордж пошел на уступки{116}.

Через месяц Версальский договор был подписан. Статья 93 предусматривала подписание Польшей дополнительного договора, который защищал «жителей», отличающихся от основной части населения расой, языком или религией{117}. Союзники оставляли за собой «покровительство» этим меньшинствам, что в глазах Польши было дополнительным унижением, поскольку обязательства распределялись неравномерно: особыми правами наделялись только определенные меньшинства, но отнюдь не все, а в отношении собственных меньшинств державы-победительницы и вовсе не брали на себя никаких обязательств.