Русский Берлин - Александр Попов

«Особенно настойчиво, — пишет дальше Б. И. Николаевский, — Азеф старался доказать, что уже давно не поддерживает никаких связей с полицией… Наоборот, он был бы рад, если бы своим рассказом о связях с представителями полицейского мира мог оказать последнюю услугу революционному движению, а потому просил Бурцева взять на себя инициативу по организации суда над ним, особенно настаивая на том, чтобы об этом суде немедленно же было опубликовано в газетах, — не только русских, но и французских и немецких». При этом «король провокаторов» говорил, что готов покончить жизнь самоубийством, если таков будет приговор.

У Бурцева сложилось впечатление, что Азеф, видимо, «действительно хочет суда над собой», но одновременно он чувствовал, что тот ведет какую-то свою игру. И все же Бурцев считал необходимым организовать суд, а не убивать Азефа, «как бешеную собаку, которую убивают везде, где только встретят: именно такое настроение в отношении к Азефу было в это время среди эмигрантов социалистов-революционеров». Свою позицию Бурцев отразил в написанном им рассказе о встрече с Азефом, опубликованном во многих газетах. Но суд не состоялся, «старые товарищи» Азефа психологически не могли встретиться с ним, — хотя бы как с подсудимым, — и отказались от каких бы то ни было разговоров на эту тему». Азеф, однако, сумел извлечь свою пользу из встречи с Бурцевым. Тот, как отмечает Б. И. Николаевский, поверил, что «Азеф больше не имеет никаких сношений с полицией, — а вслед за Бурцевым этому поверил и весь мир. В результате настойчивость, с которой революционеры вели поиски Азефа, не могла не ослабеть. А для последнего это было самым главным».

После встречи с Бурцевым Азеф снова около года колесил по Европе, но в 1913 г. вернулся в Берлин. Начавшаяся Первая мировая война подкосила его биржевой бизнес, старые накопления подошли к концу, и чтобы удержаться на плаву, Азеф открывает модное ателье, которое давало ему средства к существованию в первый год войны. Жить было тяжело, но сносно, пока в июне 1915 г. в кафе на Фридрихштрассе «короля провокаторов» случайно не опознал один из осведомителей немецкой уголовной полиции, знавший его как Азефа. Вскоре на станции метро «Гогенцоллерндамм» он был задержан. В тюрьме Азеф с удивлением узнал, что его арестовали «не как агента русского правительства, а как опасного революционера, анархиста и террориста, который на основании международных полицейских конвенций подлежит по окончании войны выдаче России».

В тюрьме Азеф провел два с половиной года. Находясь в сырой, холодной камере, он тяжело заболел. В апреле 1918 г., через несколько месяцев после освобождения, Азеф умер в берлинской клинике Krankenhaus Westend от почечной недостаточности и был похоронен на кладбище в Вильмерсдорфе в безымянной могиле за № 446, до наших дней не сохранившейся. За гробом шла только Хедаи де Херо, которую Николаевский называл госпожой N. Работая над книгой, он весной 1925 г. встретился с ней. Вместе они побывали на могиле Азефа.

В 1909 г. корреспондент «Русского слова» встретился в Берлине с некоей госпожой Жученко, открыто объявившей, что она 15 лет была агентом царской полиции в рядах социалистов-революционеров (эсеров), но занималась этим «не из корыстных целей, а вследствие своих монархических убеждений». К работе агента ее готовили в охранном отделении около года. Жученко была удивлена слепым доверием к ней со стороны ЦК. По ее словам, на каждых 10 эсеров приходилось три полицейских агента. Жученко знала многих из них и нередко видела на крупных партийных мероприятиях.

В петербургской газете «Новое время» 9 апреля 1909 г. было напечатано объявление:

Семья Кусевицких поселилась в Берлине в 1905 г. сразу после свадьбы. Сергей Александрович Кусевицкий (1874–1951) до этого 9 лет проработал в Большом театре, где завоевал признание как блестящий виртуоз-исполнитель на контрабасе. Надо сказать, что контрабасисты-виртуозы появляются, как говорят специалисты, раз в пятьдесят лет. Кусевицкий имел звание солиста императорских театров, много выступал с сольными концертами, а также с Шаляпиным, Рахманиновым и другими мегазвездами тех лет. Между тем обладавший идеальным слухом и безукоризненной музыкальной памятью Кусевицкий контрабасистом стал случайно. Изначально он мечтал быть дирижером и заниматься концертной деятельностью. Такая возможность открылась у него после женитьбы на пианистке Наталье Ушковой, дочери богатого чаеторговца-мецената. Молодая семья переехала в Берлин, где в январе 1908 г. Кусевицкий дебютировал как дирижер оркестра Берлинской филармонии. В 1909 г. при содействии Ушкова-отца он организовал в Берлине вскоре получивший большую известность симфонический оркестр и Российское музыкальное издательство с филиалом в Москве. Его главной задачей была пропаганда за рубежом творчества русских композиторов «нового поколения» — Скрябина, Прокофьева, Стравинского, Глиэра, Мясковского и др. В оркестре под его управлением впервые прозвучали «Прометей» Скрябина, «Скифская сюита» Прокофьева, «Симфония псалмов» Стравинского. В художественный совет издательства входили С. В. Рахманинов, Н. К. Метнер, Н. Г. Струве и др. Издательство, помимо всего прочего, служило целям защиты авторских прав, поскольку Россия не входила в Международную конвенцию по их защите. По инициативе Кусевицкого здесь впервые были опубликованы многие сочинения А. Скрябина, И. Стравинского («Петрушка», «Весна священная»), С. Прокофьева, С. Рахманинова и многих других. Произведения, напечатанные в этом издательстве, защищались авторским правом, за них выплачивались соответствующие гонорары. Позднее были образованы филиалы в нескольких других западных столицах. Издательство просуществовало до 1938 г., когда было куплено английской нотоиздательской фирмой «Бузи энд Хоке». В 1924 г., уже в иммиграции, Кусевицкий переехал в Америку, где возглавил Бостонский симфонический оркестр, который под его руководством обрел славу одного из лучших мировых музыкальных коллективов.