Две сестры - Эйлин Гудж

— Да, у меня тоже такое чувство, — призналась Линдсей.

— Вы, должно быть, испытали настоящий шок, когда она вот так, ни с того ни с сего, объявилась на пороге магазина.

— Это еще мягко сказано.

— Ну, если вас интересует мое мнение, то она чертовски красива. — Он помолчал, прежде чем поинтересоваться с деланной небрежностью, которой странным образом противоречил жаркий румянец на щеках. — Вы, случайно, не знаете, у нее есть парень?

— Понятия не имею. А почему ты спрашиваешь? — Линдсей ощутила растущую неловкость: разговор принимал нежелательное направление.

— Мне просто любопытно. — Олли умолк на мгновение, а потом тряхнул взлохмаченной, как шкура у дикобраза, головой. — Просто… словом, я хотел бы пригласить ее куда-нибудь. Сколько она пробудет в городе?

— Не знаю — она мне ничего пока не говорила о своих планах. Но, боюсь, ты ошибся адресом. — Не было никакого смысла внушать юноше несбыточные надежды. — Она тебе не пара.

Олли моментально ощетинился.

— Почему вы так говорите?

— Ну, во-первых, она старше — ты знаешь мое мнение по этому поводу.

— Мне двадцать четыре. А сколько вашей сестре?

Линдсей произвела мысленные подсчеты.

— Двадцать девять.

— Всего-то пять лет разницы!

— Я говорю сейчас не только о разнице в возрасте. У нее была нелегкая жизнь, Олли. Она… в общем, она не из тех девчонок, которых ты бы пригласил на выпускной бал. И давай на этом закончим, хорошо? — Ей не хотелось быть несправедливой к своей сестре, но Олли должен знать правду.

Однако разубедить его оказалось не так-то легко.

— Итак, у нее было тяжелое детство. Ну и что? Она не стала от этого плохим человеком.

— Я не говорю, что она плохая. Я всего лишь хочу сказать, что она тебе не подходит.

— Вы имеете в виду, это потому, что она — не такая, как вы? — В его голосе прозвучали незнакомые нотки.

«Олли прав, — подумала она. — Я меряю все на свой аршин, а это нечестно». Откровенно говоря, Линдсей так и не оправилась от шока, обнаружив, что сестра из плоти и крови ничем не напоминает тот идеализированный образ, который она мысленно нарисовала. Она часто представляла, как делится с ней самым сокровенным и обсуждает вещи, интересные им обоим. Вместо той идеальной Керри-Энн к ней явилась совершенно чужая особа, которая, по ее собственному признанию, не помнит, какую книгу читала последний раз, и которой Линдсей могла довериться с таким же успехом, с каким обнаружила бы одинаковый с ней вкус при выборе одежды.

И вновь она ощутила угрызения совести, жалея, что не может быть такой же покладистой, как Олли. Но разве не была и она продуктом воспитания? Первые двенадцать лет своей жизни она просыпалась по утрам с чувством страха, не зная, какие еще испытания готовит ей наступающий день. И разве удивительно, что с возрастом для нее стало очень важно осознавать, что все находится под ее контролем? Что она с трудом заводила друзей — особенно среди людей, которые жили как на вокзале, в суете и беспорядке? Таких людей, как ее бывшая одноклассница Сьюзи Ларсон, которая объявилась совсем недавно. Линдсей с сочувствием выслушала историю о грязном и запутанном бракоразводном процессе, через который пришлось пройти Сьюзи, но не откликнулась на предложение подруги встретиться вновь. Не потому что она осталась равнодушна к истории Сьюзи, а потому что для нее это было равносильно получению подозрительной посылки, в которой могло оказаться взрывное устройство.

В данный момент ей хватало и своих забот. Битва за ее землю была в самом разгаре.

Она взглянула на темнеющий за окном пейзаж, который обнимал ее, как нежные руки отца. Руки, которые долго несли ее сквозь жизненные бури и, если будет на то воля Божья, понесут и дальше. Вечерний туман рассеялся, обнажая полупустынную равнину, по которой кое-где стелился невысокий кустарник, и обветренные, суровые утесы вдали, на фоне которых настоящими страшилищами из сказок представлялись искривленные кипарисы. А внизу лежал океан, поверхность которого сверкала потемневшим серебром и бугрилась длинными валами, стремившимися к берегу.

Это была картина, смотреть на которую она никогда не уставала. Она вспомнила свое удивление и ощущение чуда, когда впервые приехала сюда с родителями и обнаружила, что великолепный океан из сериалов «Спасатели Малибу» и «Беверли-Хиллз» на самом деле живое существо, настроение которого изменчиво, как и здешняя погода. То игривый, то коварный. В любой день спокойные воды под синим небом могли смениться страшным штормом, превращающим эти пологие валы в бешеную круговерть воды, безжалостно обрушивающуюся на прибрежные утесы с такой силой, что воздух над ними дрожал и искрился, пронизанный водяной пылью. У океана был особый голос, который нашептывал ей на ухо свои тайны. Он говорил ей, что нужно быть терпеливой и верить. Что раз он сумел вынести все испытания, то и она тоже сможет.

Впереди виднелся ее дом. Освещенный изнутри, он сиял, как маяк, в сгущающейся темноте. По сравнению с другими прибрежными зданиями этого района он выглядел очень скромным, небольшой и приземистый, выстроенный из цельных стволов кедра, с крытой дранкой крышей и обшивкой, под действием морской соли отливавшей мягким цветом благородного серебра, в тон траве, покрывавшей окрестные склоны. Он явно нуждался в ремонте. Крыша просела, доски переднего и заднего крыльца проела сухая гниль, а в кровле недоставало дранок. Но этот дом даже в таком состоянии она не променяла бы на роскошный особняк.

— Ты просто прелесть, и я — твоя должница, — поблагодарила она Олли, затормозившего у подъездной дорожки.

Когда она вылезла из «виллиса», к ней на негнущихся от артрита лапах захромал ее старенький седой лабрадор Честер — сокращенно от «мистер Рочестер», — и она наклонилась, чтобы почесать его за ушами.

Отъезжая, Олли высунулся из окна.

— Желаю вам хорошо повеселиться на вечеринке!

Вечеринка. При мысли о ней у Линдсей вновь упало сердце.

Войдя в дом, она обнаружила Керри-Энн полностью готовой к «выходу в свет». Волосы сестры были пышно взбиты и закреплены муссом, на веки она нанесла синие тени с блестками, а губы подкрасила блеском. Она переоделась в белые джинсы с низкой талией, такие облегающие, что они казались нарисованными белой краской у нее на ногах, и столь же тесную розовую футболку с глубоким круглым вырезом. Поперек груди у нее тянулась сверкающая россыпь металлических заклепок, складывающихся в слово «милашка». Сапожки на высоком каблуке, в которых Керри-Энн приехала, она сменила на яркие босоножки на огромной платформе.

Сейчас она была точь-в-точь их мать.

— И в этом ты собралась идти на вечеринку? — с явным неудовольствием поинтересовалась Линдсей.

Керри-Энн, сидевшая на диване с рыжим котом по кличке Фагин, уютно свернувшимся у нее на коленях, оторвалась от журнала, который небрежно перелистывала, и недоуменно уставилась на нее.