Уцелевшие - Майк Гелприн

– Можешь не звонить, – перешла на «ты» Аллочка, – просто приезжай, я буду ждать.

«Чем же вызван эдакий ко мне интерес? – размышлял Антон по пути к графу. Девица без комплексов – это одно, а любительница прыгнуть в постель с первым встречным – все же совсем другое. Аллочка на таковую не походила.

«Будь проще, – сказал наконец себе Антон, после того как размышления ни к чему определенному не привели. – Нормальная девка, все при всем, современная, остроумная и недурно выглядящая приглашает на одноразовый пересып. Надо быть болваном, чтобы не поехать».

«Не надо тебе ехать, – проснулся внутренний голос. – Не хватало тебе только запутаться в бабах. Вспомни, что говорил граф. Посмотри на коллег: после того, что с ними случилось, они все холостые».

«Ну, Косарь, положим, вдовец, – возразил Антон. – Жену он похоронил раньше, чем нелюдь убила Дашу. Да и при чем здесь женитьба?»

«Ни при чем. Но женщины в твоем окружении – потенциальные мишени. Через них нелюдь может достать тебя».

«Так что же мне теперь, дать обет воздержания? – разозлился на свое второе «я» Антон. – Да, нелюдь может достать меня через женщин, но когда это произойдет? Если произойдет вообще».

«Непременно произойдет, – заверил невидимый собеседник. – Или ты сомневаешься?»

Антон велел внутреннему голосу заткнуться. В том, что нелюдь вернется, сомнений у него не было. Их не было ни у кого из Знающих.

– Это война, – частенько говорил граф. – Мы ненавидим их, они – нас. Та, с позволения сказать, дрянь знает меня в лицо, знает Макса. Возможно, знает и остальных. Мы – наследники тех людей, которые выкосили ее расу, мы – продолжатели их дела. Поэтому мы все под прицелом. У нее в этой войне огромное преимущество – она может менять личины. Кроме того, она наверняка владеет приемами устранения людей, накопленными нелюдями за множество столетий. Однако вряд ли ее навыки достаточно эффективны против сплоченной группы. Зато единственный прием, которым она владеет в совершенстве, против нас не работает. Но он идеально работает против женщин. Поэтому я остался холостяком и, видимо, уже никогда не женюсь, или, по крайней мере, не женюсь, пока эта тварь жива. То же, к сожалению, относится и к вам – став Знающим, каждый из вас фактически обрек себя на безбрачие. Если не хочет, конечно, однажды получить пулю в затылок или нож под лопатку от своей уже неживой супруги.

Антон прибыл на Садовую последним, остальные уже сидели на привычных местах за массивным столом в графской гостиной. Самарин обменялся с каждым рукопожатием и уселся на ставшее постоянным место между Косарем и Голдиным.

– Начнем, – строго сказал Муравьев. – С вашего позволения, господа, я приступлю сразу к делу. Итак, пару часов назад Макс вернулся из Франции, это вы знаете. А теперь то, чего еще не знаете: французские коллеги предлагают нам альянс.

– В каком смысле? – удивленно пробормотал Косарь.

– В самом прямом. Событие сие для Знающих редкостное, почти небывалое. Макс привез из Парижа конкретные условия. Там довольно много пунктов, но по-настоящему важных – два. Во-первых, французы предлагают обменяться всей доступной обеим сторонам информацией. А во-вторых, они согласны пересмотреть доселе занимаемую ими позицию по отношению к нелюдям.

– Постойте, Николай Иванович, – Косарь по-ученически поднял руку. – Что значит «пересмотреть позицию»? У них какая-то особенная позиция? Не такая, как у нас?

– Была особенная, – ровным голосом ответил граф. – Французские коллеги были категорически против уничтожения расы нелюдей. Вплоть до прошлой среды.

– Я, кажется, догадываюсь, что случилось в прошлую среду, – процедил Сильвестрыч. – В Париже объявилась Анжела Заяц, не так ли? Вернее, та дрянь, что пользуется ее телом.

– Да нет, не та, с позволения сказать, дрянь. Но ее сородич. Есть все основания предполагать, что, начиная со среды, он использует в качестве оболочки тело одного из французских коллег. Я знал этого человека, его псевдоним был Ажан. Во французской группе все пользуются псевдонимами, сие у них традиция. Так вот, господа: важнее всего то, что Ажан был правой рукой Комиссара, главы французского Общества. У Ажана, в частности, хранилась немалая часть архива. Теперь сии документы похищены и исчезли вместе с ним.

За две бутылки сорокаградусной Мерин с Рябым батрачили на перевозке мебели полдня. Утром, еще затемно, счастливый новосел на радостях поднес обоим опохмелиться, и благодаря этому они умудрились сделать работу не покалечившись, ничего не разбив и не поломав.

Колесов покидал полуразвалившийся коттедж, в котором жил с семьей последние пять лет, и переезжал в трехкомнатную в одной из центральных пятиэтажек. Коттедж достался ему от одного из бывших партработников, которых в девяностые годы было в Синегорье немало. Строительство Колымской ГЭС шло тогда полным ходом, и личные деревянные дома, называемые в поселке коттеджами, считались роскошью. Однако после окончания строительства большинство жителей покинули Синегорье, оставшиеся старожилы переселились в оставленные уехавшими квартиры, и деревянные постройки быстро пришли в запустение. Это относилось и к коттеджам, и к брошенным многосемейным баракам, и к ютившимся на окраинах убогим полувагонам-балкам.

Те, кого черт занес в Синегорье уже после того, как последний агрегат был сдан в эксплуатацию, селились, где им заблагорассудится. Занятые на обслуживании ГЭС сразу вставали на очередь и по прошествии нескольких лет получали квартиру. Колесов как раз был одним из таких счастливчиков. Остальные, большая часть которых – зэки, отмотавшие срок, бичи, сезонные старатели и прочая колымская шелупонь, понемногу оккупировали опустевшие бараки в той части города, что во время строительства носила гордое название Ударник, а по завершении его – сначала Нахаловка, а потом и Деревяшка. Обитатели Деревяшки пользовались заслуженной дурной славой, перебивались случайными заработками, подворовывали, выпивали, а также дрались и резались от души. Не все переживали суровую северную зиму, и по весне численность населения Деревяшки заметно сокращалась, чтобы пополниться летом за счет новых любителей пожить пусть и у черта на рогах, зато задаром. Мерин с Рябым считались ветеранами – оба они, так же, как их общая сожительница Нинка Губа, разменяли в Синегорье уже третий сезон.

До десяти, вяло матерясь, напарники грузили мебель в старую раздолбанную полуторку, потом тряслись на ней до центра, а там началась самая работа, которую и Мерин, и Рябой искренне ненавидели. Мебель пришлось тащить на пятый этаж, понятие «лифт» в Синегорье отсутствовало, так что к концу мероприятия оба окончательно выбились из сил. Наконец, едва последняя этажерка под невнятную хриплую брань была водворена на место, сияющий Колесов откупорил поллитровку. Он до краев наполнил грязноватый граненый стакан и протянул Мерину. Тот шумно выдохнул в сторону, в три жадных глотка расправился с содержимым и принялся занюхивать засаленным рукавом рваной тужурки. Рябой выдрал порожний стакан у Мерина из ладони и протянул Колесову. Тот снова набулькал до краев, и через десять секунд Рябой разделил охватившую приятеля эйфорию.