Особо опасная статья - Вячеслав Денисов

Между вторым и третьим этажами, когда запахло жареными котлетами, звук повторился. И стало ясно: так звучать могут лишь пороховые газы, выстреливающие из ствола пулю. Андрей рванул из-за пояса «макарова» и в два прыжка оказался рядом с тридцать восьмой квартирой.

Человек в дверях появления незнакомца не ожидал. И поэтому даже не успел поднять руку.

Бросать пистолет ему нужно было тогда, когда рука была еще там, внизу, но человеку показалось, что он успеет.

Он не успел на полсекунды. В тот момент, когда его указательный палец уже был готов лихорадочно нажать на спуск, он увидел темноту. Он не слышал выстрела, не видел выхлопа, он умер в тот момент, когда пуля, опережая звук в три раза, вошла ему в лобную кость…

– На пол, оружие в сторону!.. – рявкнул Саланцев, врываясь в квартиру.

Давно отработанный им трюк: резко появиться в проеме двери на уровне пояса и тут же отскочить обратно. Психология проста: с выстрелом противник задержится обязательно, потому что подсознательно готов к появлению человека сходного роста. На перегруппировку уйдут мгновения, которых Саланцеву как раз хватит на то, чтобы убраться за угол.

Что успел увидеть опер?

Искомый и знакомый по фото в «Сатурне» Ремизов лежал посреди комнаты и корчился от боли в луже крови. Но это было еще не все! Милиционер выскочил из укрытия и влетел в комнату – через перила балкона, уже перегнувшись, пытался выбраться второй незнакомец.

Когда Андрей подбежал к окну, балкон был уже пуст. И сразу появились сомнения: «Останься, тебе нужен Ремизов! Кряжин опять оказался прав!» Но другой голос внутри привычно скомандовал: «Вперед! Никто не должен уйти от наказания».

Ох, как тяжел подобный выбор… Не прошло и сотой доли секунды, а от усталости рассматривать эту дилемму уже болит голова!

И Андрей Саланцев, один из лучших оперативников МУРа, запрыгнул на балконные перила. Еще одно движение – и он повис на руках. Еще секунда – и руки, послушно расслабляясь, сползли до самого низа балконного переплета.

Девять метров высоты минус сто восемьдесят пять роста, минус восемьдесят сантиметров руки. Итого: шесть сорок. В первый раз, что ли?!

И вот он, отмахиваясь от ветвей кустарника, режущего лицо и руки, словно бритвами, выбежал на улицу и увидел спину, на которой от сумасшедшего бега колыхалась рубашка-«гавайка». Оранжевое солнце на ней жгло Саланцеву глаза, пальмы на лопатках склонялись, как при урагане «Сара». Этот кусочек солнечного берега бежал, казалось, чуть быстрее… И удалялся, как оазис в пустыне, оказавшийся миражом.

– Стой! – взревел сыщик, вскидывая обе руки. Конструктор Макаров, создавая это оружие, вряд ли допускал, что из пистолета придется стрелять в таких условиях. Это оружие для тех, кто решил убить в упор или застрелиться, а не для прицельного огня на поражение по движущимся целям! – Стрелять буду!..

И увидел, как пальмы на спине беглеца задвигались еще быстрее.

Саланцев встал на колено, стер с лица пот, заливающий глаза, и аккуратно взял на мушку оранжевое солнце. До угла ближайшего дома около пятнадцати метров. Поэтому выстрел будет только один. Можно стрелять, конечно, и дальше, но только в стену.

Десять…

Пять…

Он сейчас сбросит скорость… Он не карт, чтобы с таким потенциалом вписываться в поворот… Он, хотя и плохой, но человек, черт возьми…

Саланцев не слышал выстрела. Он его почувствовал. «Макаров» дернулся в его руке, уведя ее в сторону, а когда на мушке снова появился угол дома, там никого не было. Сыщик опустил ствол и увидел пальмы, поваленные друг на друга. Ураган не пощадил их, перевернув солнце и сделав из него оранжевое озеро. Озеро, в котором лежали пальмы…

Он перевернул тело – беглец был еще жив.

– Кто вы? – задыхаясь, спросил Саланцев и вдруг понял, что это вопрос не для допроса умирающего, а для философской беседы. Сейчас тот ответит – «человек» – и с этим можно будет поспорить.

– Кто вас послал? Ну? Кто? Я уже вызываю «Скорую»!

– Фе… ликс… – и это было все, что он смог сказать.

Случаи, когда жертву, получившую пулю в сердце, возвращали к жизни, в медицине бывали. Но для этого больному нужно лежать не на асфальте третьего дома по улице Охотничья.

– Ты – опер, Андрей, не следователь, – с досадой пробормотал Кряжин, рассматривая труп Ремизова. – Ей-богу – опер.

В устах его это прозвучало как ругательство.

– Поймать, схватить, скрутить, призвать к ответу! А потом, конечно, «важнячок» из прокуратурки будет разбираться, что это тут за кучки лежат и каким образом они к делу относятся… – Следователь ходил вокруг оскалившегося в последней досаде на неудавшуюся жизнь охранника и бормотал вполголоса, стараясь не мешать судебному медику: – А между тем банальные постулаты формальной логики должны были тебя остановить. Время, которое ты угробил на занятие акробатикой, нужно было потратить на выяснение главного. Сейчас у тебя нет ни Ремизова, ни его убийц. А Ремизов, останься ты рядом с ним, мог рассказать и об убийцах, и о том, зачем им понадобилось его убивать. Именно для этого Ремизов, вообще-то, и был нам нужен.

А работы судебному медику было хоть отбавляй. Три трупа, и по каждому из них нужно сделать безошибочный вывод: чем, при каких обстоятельствах и в котором часу. И мнение Саланцева здесь не в счет. Тот теперь находился под прицелом прокуратуры на предмет законности применения табельного оружия.

– Феликс, говоришь…

Пора возвращаться в прокуратуру. В доме Кайнаковых делать нечего. В всяком случае, пока, до прилета Трошникова, по несчастливому стечению обстоятельств оказавшемуся дядей похищенного Коли. Самолет прибудет завтра утром, а сейчас нужно ехать и приводить Смагина и Генерального в шок. Похищен не просто ребенок известного в стране человека, играющего определенную роль в сделках с Западом. Похищен племянник представителя этой страны в Европейском суде по правам человека. Для торгов с этим же судом.

Генеральный будет в восторге. Смагин в меньшем – ему на доклад ни к кому, за исключением Генерального, идти не нужно.

На полпути к Большой Дмитровке Кряжина вывело из состояния задумчивости шипение радиостанции. Переговорное устройство взял водитель Дмитрич, но он тут же отдал его Кряжину.

– Это вас, кажется.

– Иван Дм… ич! Ты где на… ся? Кто у тебя в го… ой кли… кой больни?..

Это был Смагин. Начальник позвонил Кряжину на мобильный, ему ответил Кайнаков, и тот стал искать Кряжина доступными способами.

Но на самом деле вышло наоборот. Кайнаков нашел в списке абонентов чужого телефона единственное знакомое имя – Smagin и позвонил.

– Что случилось? – Кряжин уже кричал в устройство, словно от этого зависела чистота связи.

– В первой клинической, я спрашиваю, кто у тебя?!