Не родной папа - Ольга Тимофеева

— Поела бы, только немного.

— Хорошо, лежи. Я принесу. На кухню не ходи. Вова, а ты следи за пациентом, — усмехаюсь, — чтобы не сбежал.

Пусть она и устроила легкий переполох в моей квартире, но так даже интереснее. Вова полвечера ухаживал за сестрой, лечил. Кормил с ложечки супом.

Мне приходиться сегодня самому проследить за тем, чтобы Вова почистил зубы, переоделся и лег спать. Даже на какой-то момент почувствовал себя немного папой, пусть и не родным. То ли Вова такой идеальный ребенок, то ли я уже готов к этому, но мне понравилось.

— Ну что, как ты? — возвращаюсь к Еве. И все примеряю на нее мамины слова.

— Нога ныть начинает. Днем вроде ничего было, а сейчас хуже.

— Держи, выпей обезболивающее. — Протягиваю таблетку и жду, когда выпьет.

Рядом ложусь и беру телефон в руки, чтобы просмотреть новости в мире медицины. Ева рядом лежит. Молчит. Как будто ждет чего-то. Но я хочу, чтобы она отдыхала.

— Спокойной ночи, — беру инициативу на себя. Она кивает в ответ. Приподнимаюсь и, протянув руку через девушку, выключаю ночник. — Отдыхай. Если болеть, что-то будет, буди меня.

Замедляюсь и останавливаюсь над ней. Наклоняюсь и целую в лоб.

По коже ее частое дыхание. Сегодня не самый подходящий день. Отстраняюсь, но ее рука ложится мне на шею и останавливает. Тянет к себе.

Взять материал и превратить во что-то идеальное? Рискованно, но перспективно? Не знаю, куда утянет, в ад или рай. Но, не попробовав, не узнаю.

Расслабляюсь, поддаваясь ей. В темноте нахожу ее губы и касаюсь. Думать не хочу, на сколько она младше, насколько мы непохожи, насколько странно то, что между нами, насколько непонятно почему, тянет к ней.

Это взаимно, поэтому надеюсь, что эндорфины, высвобождаемые во время объятий, помогут Еве снять боль.

Девушка не сопротивляется. Мягкая становится, расслабленная. Я вот сейчас воспользуюсь ее беспомощностью. Потом пожалеем оба.

— Я забыл, мне позвонить надо. По работе. — Шепчу в губы и, не дожидаясь, поднимаюсь и иду на кухню.

Какого черта я делаю!

Телефон беру и сам с собой разговариваю.

Время мне надо, чтобы подумать. В комнате за стеной слышу шуршание и начинаю монолог:

— Завтра в десять операция. Я забыл сказать. Будешь мне ассистировать? — паузу делаю для правдоподобности. — Да, это зав сказал. Я забыл передать.

По коридору как зайка прыгает Ева. В ванну направляется. Не хватало упасть и еще со второй ногой сделать что-то.

Прощаюсь с вымышленным коллегой и убираю телефон.

— Ева ты куда? — Быстро к ней, чтобы поддержать и помочь через невысокий порог перепрыгнуть.

— Мне в душ надо. Я вдруг поняла.

— Давай не сегодня, повязку намочишь.

— Ева… — вздыхаю, пытаясь остановить.

— Ты иди, я сама.

— Ну вот как ты сама? — злиться начинаю. Как и любой врач, рекомендаций которого не придерживаются.

— Давай ты мне пакет на ногу наденешь и все. Я быстро.

Сам удивляюсь, как поддаюсь на уговоры. Тщательно ногу прячу, еще и скотчем заматываю. В душе стульчик ставлю, чтобы сидя мылась.

Помогаю забраться в кабинку и выхожу из комнаты.

Сижу на кухне и жду. Каждый ее шорох на грани сорваться и помочь, если с ней что-то не так. Останавливаю себя постоянно, понимая, что она там раздета. Некрасиво будут врываться.

Воду выключает и все в квартире затихает. Как представлю, что сейчас будет выпрыгивать из душевой, так передергивает.

— Ева помочь? — спрашиваю из-за двери.

— Да, если несложно.

Главное, чтобы она одета была.

“Одета” это сложно назвать, но все-таки полотенце, обмотанное вокруг тела лучше, чем ничего.

Отрываю девушку от земли и усаживаю на стиральную машинку. Сам же опускаюсь на колени и отрываю скотч, потом пакет стягиваю. Осматриваю все. Не намокло.

— Ну все, можешь одеваться, — поднимаюсь и напротив ее глаз оказываюсь.

Щеки порозовели после горячего душа. Волосы еще влажные плечо перекинуты. Губы кончиком языка облизывает и ждет.

Убийственно.

Уйти надо. Дать ей одежду и уйти.

Не успеваю. А может и не хочу успевать.

Ева первой поднимает руки, обнимает и на себя тянет.

Вроде и сильнее ее, ну тут силы пропали сопротивляться. Мы одновременно глаза закрываем и целуемся. Обнимаю за талию. Ее ноги вокруг меня.

Отчаянно как-то все. Как-будто просит не останавливаться.

Полотенце ее развязывается и падает.

Пальцами по нежной коже провожу. Позвонки, лопатки. В волосы зарываюсь.

Аккуратно их назад оттягиваю, что выгнулась и подставила шею. Поддается.

Стонет и тут же себя останавливает. Стесняется.

На шею перехожу, кожу губами втягиваю. Сильнее прикусываю, чтобы продолжила стонать.

От шеи пальцами скольжу вниз до груди.

Сжимаю несильно. С ней все не сильно. Аккуратно.

— Я хочу тебя, — шепчет на ухо и почти стоп-кран срывает.

Глаза открываю и останавливаюсь. Ева на меня смотрит. А меня только одно волнует сейчас, мне послышалось или нет.

Выдыхаю, глаза невольно опускаются. Натыкаюсь на грудь небольшую. Под моим взглядом набухает и округляется.

Снова ей в глаза.

На меня смотрит. Облизывает губы пересохшие.

— Первый раз? — тихо спрашиваю. Слежу за мимикой.

Это ключевое сейчас. Просто так в порыве наваждения первый раз с ней не буду. Если не первый, тогда другое дело. Девочка уже не маленькая.

— Нет, — качает головой и смотрит замыленным взглядом.

— Тогда пойдем в кровать.

Киваю и подхватываю ее на руки. Уношу в спальню.

Пока кто-то из нас не передумал.

Поговорим об этом утром.

Утро наступило, а его последняя фраза перед поцелуем на ночь, так и не стерлась. Будь я немного уверенней, я бы не врала, конечно. Но так хотелось, чтобы не оттолкнул.

Готовлю омлет на завтрак. Это немного успокаивает, пока не слышу в коридоре шаги. Медленные, тяжелые. Это Валера.

Пальчики на руках перекрещиваю, а глаза к потолку поднимаю. Молчаливый жест обращения к высшим силам, с просьбой стереть ему память. Частично.

— Доброе утро, — руки мужчины опускаются на столешницу по обе стороны от меня, а губы касаются задней поверхности шеи.