Кошачий король Гаваны - Том Кроссхилл

Я замер на полушаге и покраснел.

Пабло повернулся к внуку:

– Ты что делаешь?

Лало чуть пожал плечами.

– Иди к себе. – Пабло пытался говорить строго, но я заметил его добрую улыбку.

Лало побежал прочь.

– Как будто ты можешь лучше, – пробормотал я ему в спину.

Пабло собирался что-то сказать, но осекся. А потом посмотрел на меня с убийственной серьезностью.

– Иди сюда, мальчик, – позвал он через плечо.

Лало снова пришел. Тревога стерла улыбку с его лица.

Пабло включил музыку. Загремели клаве, конги и маракасы.

– Сделай-ка несколько проходок, – попросил он внука.

Лало просиял. Он выбежал в центр комнаты и замахал руками, словно муху отгонял.

А потом вдруг резко выпятил грудь вперед, затряс плечами, как профи. Выставил ногу в сторону, присел на ней, развернулся, и все это с идеальным балансом. Пробежался по полу характерными шагами румбы, с мягкими коленями, взмахивая тонкими руками с грацией крыльев бабочки.

Затем Лало споткнулся и плюхнулся на пол, но никто из нас не засмеялся.

Пабло выключил музыку.

– Если ты выучишь это до отъезда, – сказал он мне, – я назову тебя настоящим танцором.

Помните эти фильмы о боевых искусствах, где старый суровый сенсей сначала превращает твою жизнь в кошмар, но в итоге говорит, мол, хорошо, юный падаван, – и ты понимаешь, что на самом деле он всю дорогу за тебя переживал?

Так вот, похоже, от Пабло мне второй части не дождаться.

* * *

Той ночью я лежал поверх одеяла в одних боксерах и не мог уснуть. Гаванская жара не спадала весь вечер. Окна были открыты настежь, но даже малейший ветерок не колыхал занавески. Кондиционера не было. Размеренный ритм сальсы, доносящийся из ресторанов старого города, смешивался с далеким гулом машин.

Йосвани крутился в постели, сопровождая эти движения наполовину придушенными всхрапами. Где-то в час ночи его разбудил грохот проехавшего грузовика. Кузен замер.

Он понял, что и я не сплю, и позвал:

– Эй, Рик!

– Чего?

– Все в порядке?

Конечно, хотел я сказать, в порядке, все отлично… Ну и прочий набор чисто американских уходов от ответа.

– Гавана… очень отличается от Нью-Йорка, – пробормотал я.

Йосвани фыркнул:

– Братишка, ты такой наблюдательный. Может, тебе детективом заделаться?

– А много таких, как Пабло? – спросил я. – Кто работает на туристов и ненавидит это?

– Большинство считает, что им повезло. Представь, как живут те, кто не связан с туристическим бизнесом. Мой друг оббивает плитку со стен брошенных домов и выламывает кирпичи, чтобы продать их на черном рынке. Ютится он в лачуге в Марианао. Иногда питается одним рисом или хлебом с растительным маслом и солью.

– Твоя мама не работает на туристов, – заметил я.

– Нам помогает дядя Элио. Кроме того, она…

– Что?

Я почувствовал, как Йосвани уставился на меня в темноте:

– Слушай, я тебе объясню, но только потому, что ты мой кузен. Но с мамой об этом не говори, хорошо?

– Ладно.

– Видел знак у нас на двери? С буквами КЗР?

– Ага. – Симпатичная эмблема человечка с мечом и щитом цветов кубинского флага. Я думал, это очередная коммунистическая причуда, вроде слоганов на стенах и билбордов, разбросанных по городу. – Что это значит?

– Комитет по защите революции, – ответил Йосвани. – Местная политическая ячейка. Следит за порядком и все такое, но заодно и за тем, чтобы все были правильными коммунистами. Мама – ее глава.

– О!

Это многое объясняло.

– Благодаря деду у мамы есть друзья в армии. Иногда они приходят в гости на Новый год.

– Ясно.

– Не пойми меня неправильно, – продолжил Йосвани, – мама не ярая коммунистка. Просто жизнь на Кубе легче, если у тебя есть нужные знакомства. Именно так тут все и устроено. Мама помогла Бенни получить работу в фирме по доставке продуктов, и он теперь помогает ресторану Элио. Так вся семья и крутится.

Меня осенило.

– Значит, никто из вас при людях не может плохо отзываться о правительстве?

Йосвани пожал плечами – едва уловимое движение в темноте.

– Теперь понимаешь, почему мама с Йоландой не уживаются? – усмехнулся он.

Как, наверное, Йоланде тошно, что приходится помалкивать, дабы не лишиться доставшихся благодаря связям привилегий.

– Не влезай меж двух огней, – посоветовал Йосвани. – Все это политическое дерьмо, это чушь собачья. Ни к чему хорошему это не приведет. Не знаю, как у вас в Нью-Йорке, но в Гаване лучше жить и не заморачиваться.

– Да уж наверное.

– Ладно, я посплю, – сказал Йосвани. – Утром у меня свидание с той девчонкой, понадобятся силы, если ты понимаешь, о чем я.

– Конечно.

Я уставился в потолок и попытался представить, на что была бы похожа моя жизнь, если бы я рос в этой квартире.

Дни шли один за другим: утром мы занимались с Пабло, потом обедали с Хуанитой и упражнялись дома, а затем гуляли по городу. После ужина танцевали в «Милочо», или «Ла Груте» в Ведадо, или в «Отеле Флорида» в Старом городе.

Чаще всего Йосвани подрабатывал у дяди в ресторане, так что днем мы были предоставлены сами себе. После небольшого колебания мы с Аной стали говорить между собой на испанском – отчасти чтобы попрактиковаться, отчасти чтобы смешаться с местным населением. Мамин родной язык все еще казался мне чужым, но я уже начинал на нем думать. Кажется, даже приобрел кубинский акцент. Впрочем, торговцев на улице все равно было не обдурить.

Мы бродили по Пятой авеню в Мирамаре, с его помпезными зданиями посольств и богатыми деловыми кварталами. Разглядывали серую громадину российского посольства, напоминавшую какое-то имперское строение из «Звездных войн»: было время, когда Советы поддерживали экономику Кубы. Ходили плавать на Плайяс-дель-Эсте, где мягкий песок греет ноги, не обжигая. В дождливые дни, когда с океана приходили шторма, мы посещали культурные достопримечательности Гаваны: галереи, аквариум, Музей революции с яхтой «Гранма», на которой Фидель с мятежниками прибыли на остров, чтобы свергнуть режим Батисты.

Хорошие были деньки. Я с теплотой их вспоминаю, пусть даже мой план по завоеванию сердца Аны видимого прогресса не давал.

Каждый день я высматривал хоть намек на то, что ей интересен. Ничего не находил, но продолжал искать. Как в собачьих видео, где ушастый пес наблюдает за тем, как вы едите. Вы откусываете кусок за куском, ничего ему не даете, говорите, что ничего и не дадите, а он все продолжает смотреть на вас большими, влажными, полными надежды глазами.