Распутин. Воспоминания дочери - Матрена Распутина

Обладая тончайшей душевной организацией (некоторые мемуаристы видят в этом проявление нервной болезни, указывая на частые истерические припадки, изводившие императрицу), Александра Федоровна с самого начала жизни в России видела (и чаще всего справедливо) вокруг себя врагов.

Гурко: «Александра Федоровна оказалась в Петербурге, как в лесу, и, надо сказать правду, не приложила никаких усилий к тому, чтобы разобраться в нем и приобрести симпатии общества. Так на всех парадных вечерах и приемах Мария Федоровна обходила собравшихся и продолжительно с ними беседовала, а Александра Федоровна ограничивалась разговорами с приближенными и стремилась скорее удалиться во внутренние покои. Обстоятельство это обратило на себя внимание общества. Отзвук этого имеется в дневнике ст. — секретаря Половцова. Под 6-м мая 1902 года там записано: «После завтрака (во дворце по случаю царских именин) обыкновенный cercle, совершаемый Марией Федоровной в назидание молодых величеств, остающихся в углах и разговаривающих лишь с двумя-тремя приближенными…» Внешняя холодность Александры Федоровны неизменно приписывалась будто бы присущей ей надменности. Между тем именно надменности у нее не было. Было у нее сильно развитое чувство собственного царского достоинства и немалая доза почти болезненно щепетильного самолюбия, но надменность ей была совершенно чужда. В домашней обстановке она, наоборот, отличалась чрезвычайной простотой, и к людям, находившимся в ее личном услужении, относилась с необыкновенной внимательностью и даже лаской. Так, няня наследника, М. И. Вешнякова, которую в царской семье звали Меричкой, отзывалась о государыне не иначе как о святой женщине, заботливо входящей в нужды всех лиц, непосредственно ее окружающих. В письмах императрицы также проглядывает эта черта. Она печется о здоровье придворных служащих и даже пишет о них государю. Затрудняло сближение Александры Федоровны с петербургским обществом и отсутствие у нее точек близкого с ним соприкосновения. Благодаря тому, что вдовствующая государыня по-прежнему оставалась во главе обширного ведомства учреждений императрицы Марии (женское воспитание), а также сохранила за собой главенствующую роль в делах Российского общества Красного Креста, молодая императрица оказалась вне круга обычной деятельности русских цариц. В течение продолжительного времени она была лишена возможности применить свою кипучую энергию, удовлетворить свою жажду живого дела. У нее не было поводов и возможности войти в более близкое соприкосновение с лицами, не принадлежащими к ограниченному кругу приближенных ко двору».

Скажу еще об одном существеннейшем обстоятельстве, очень малым числом людей принимающемся во внимание.

Императрица страдала неврозом сердца. И каждые роды усугубляли болезнь. Вообще же для сердечных больных характерно обостренное как бы вслушивание в себя.

Гурко пишет о том, что императрицу многие считали надменной. И он правильно опровергает это неверное мнение. Именно маска надменности скрывала у Александры Федоровны страх внезапной остановки сердца. Она обращала взгляд и слух внутрь себя и просто не видела и не слышала происходящего вокруг.

Особенно мучительным становился страх припадка при большом стечении народа. А учитывая то, что во дворце всегда было много народу, то есть появляться на публике (и родственной в том числе) надо было почти беспрестанно, нервы Александры Федоровны истончились до последнего предела.

Гурко пишет о том, что Александра Федоровна не искала точек соприкосновения с приближенными. Но здесь надо иметь в виду, что при такой душевной организации, какой обладала императрица, она и не могла найти такие точки.

Русский двор ни в коем случае не уступал любому европейскому двору в пышности и богатстве. Но во много раз превосходил любой двор по интриганству (отспоренная Византия пропитала все в царских покоях). Александра Федоровна не была к этому подготовлена.

И особенно это скажется позже, в 10-е годы. Коковцов: «Следует сказать, что и в выборе своего непосредственного приближения императрица не была счастлива. Нельзя назвать ни одного лица, которое при всей своей действительной или кажущейся преданности, было в состоянии достаточно глубоко и авторитетно осветить ей окружавшие ее условия и хотя бы предостеречь от последствий неправильной оценки этих событий и людей ее времени. Одни из узкого личного расчета либо из опасений утратить то положение, которое выпало на их долю, другие по неумению анализировать окружающие их условия или по складу их ума сами не отдавали себе отчета в том, что происходило кругом них».

Свекровь начинает интриговать

Сначала, напуганная приемом царственной свекрови, Александра Федоровна затаилась, попыталась спрятаться в скорлупу чисто семейных отношений. Но ее сан не позволил этого. Потом, попав в водоворот придворных интриг, она затаилась, боясь стать причиной неприятностей для мужа, которого страстно любила. И это ей ставили и еще поставят в вину не раз и по всяким поводам.

Вернусь несколько назад и скажу еще о некоторых обстоятельствах.

Вступление Николая на трон было омрачено трагедией на Ходынском поле, где несколько тысяч людей погибло в давке во время раздачи подарков от имени нового царя. (Он хотел было отменить запланированные ранее торжества, но советники настояли на посещении им бала, устроенного в тот же вечер в посольстве Франции. Так было посеяно семя, из которого выросла смута среди рабочих, решивших, что новый царь равнодушен к их страданиям.)

Кровь, пролитая при церемонии коронации, считается дурным знаком.

Добавлю и то, что появление Александры Федоровны в России совпало с болезнью и смертью Александра Третьего. Она, еще не будучи женой наследника, шла в глубоком трауре, за гробом его отца.

Говорили: «Это она гроб привезла», называли «черная невеста».

Так в глазах многих Александра Федоровна, искренне стремившаяся войти в русскую жизнь, стала вестницей страшных несчастий. Сама она не могла не понимать этого.

Сейчас надо сказать об очень деликатных обстоятельствах жизни Николая и Александры. Предпочла бы не говорить об этом, но для дальнейшего понимания событий важно знать всю правду.

Из всего приведенного видно, что и царь, и царица все время пребывали в напряжении на грани человеческих возможностей.

Они были помазанниками Божьими, но при этом были и людьми, как мы. За стенами дворца бились такие же страсти, как за стенами рубленой избы моих родителей. Ничего удивительного или постыдного в этом нет.

Беду Александры Федоровны можно определить словами, отнесенными великим князем Александром Михайловичем к Николаю: «Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства». И Николай, и Александра, конечно, должны были сделать это. Но не думаю, что хотели. Вся трагедия их жизни, а потом и смерти — в этом.

Не отказываясь от утверждения о том, что Николай и Александра любили друг друга и были счастливы вместе во всех отношениях, надо все-таки признать, что между ними стали возникать ссоры.

Дам слово Симановичу: «Между царем и царицей возникали очень часто ссоры. Оба были очень нервны. По несколько недель царица не разговаривала с царем — она страдала истерическими припадками. Царь много пил. выглядел очень плохо и сонно, и по всему было заметно, что он не властен над собой».